Мастер Йо родился самураем.
Он появился на свет в завшивленном подвале, у уличной кошки и рождение ему не доставило удовольствия. Как только он стал соображать, что таких, как он – легион, и лично для него ужин опять переносится на завтрак, а завтрак на ужин, то кодекс бусидо застучал в его сердце, как пепел Клааса. Мастер Йо выбрался из подвала и, как истинный самурай, потопал на своих кривых ножках в поисках смерти. Смерть находилась недалеко – на автодороге, в двух шагах.
Он почти добрался до цели, как чьи-то человеческие руки оторвали его от земли и развернули на сто восемьдесят градусов. Мастер по инерции прошел еще несколько шагов, но потом, поняв, что приключения на попу находятся в обратном направлении, развернулся. Тогда человеческие руки подняли его и понесли над землей, как модель самолета. Мастер Йо пытался рассмотреть, кто бы это мог быть, но ему мешал собственный хвост, так некстати заслонявший обзор между ног.
Руки принадлежали мальчику тринадцати лет. Он принес Мастера к себе домой, и совершил над ним обряд омовения. Отмыв его от блох, в десяти водах и обнаружив, что котенок по масти вовсе не черный, а абсолютно белый, - мальчик смазал его подсолнечным маслом, окончательно придав ему товарный вид, и стал набирать эсэмэску матери.
Эсэмеска пришла в разгар интервью, и мать мальчика, которая брала это интервью, тупо прочитала ее вслух. «Мама!» - говорилось в эсэсэмеске. «Я нашел котенка. Отправь «5» если да, и «2» если нет. » Собеседник ухмыльнулся и предложил отправить цифру три. Через сорок секунд пришел ответ: «Понял, на мое усмотрение».
Забыв про этикет, мать мальчика набрала номер сына и стала орать в трубку, не сообразуясь с реальностью:
-Никаких котов! Ты понял? Никаких! У нас уже есть кошка, нам хватит! Отнеси его откуда взял!
Она вообще была очень злой и жестокой женщиной.
-Хорошо, – спокойно ответил сын – Сейчас он обсохнет и я выпинаю его на трассу. Ты главное, не нервничай…
Когда Хозяйка пришла домой, Мастер Йо сидел жопой в миске с молоком. Он встретил ее таким преданным и кристально чистым взглядом самурая, узревшего воочию своего Императора, что Хозяйка решила, что выпинает его на трассу завтра. Потом послезавтра. Потом послепослезавтра. Так Мастер Йо и вырос…
И надо сказать, что это было нелегко.
Дело в том, что Мастер был абсолютно глухим. Как Гойя. Как глухая согласная в русском алфавите. Как утонувший мобильник. То есть совершенно. Он мог спокойно спать возле работающего электрорубанка и даже ухом не вести. «Кис-кис» и «брысь» ему были недоступны. Стоит ли говорить, что основной инструмент кошачьего воспитания…(эээ.. загнула, - пурга, пурга…) очерчивания границ дозволенного – интонация человеческого голоса, была ему, как трупу Орифлейм. Все шлепки и затрещины он расценивал, как приглашение к игре, и тут же с готовностью начинал весело прыгать и заигрывать. Единственное, что его удивляло – как только он соберется найти на столе что-нибудь вкусненькое, то Императора сразу же одолевает желание поиграть. Но он был воином, а желание тэнно закон, - если сказано - игра, значит игра.
Мастер никогда не метил территорию своего Императора, и не ходил в туалет дома. Как только смог, сразу же решил, что справлять все надобности настоящий буси должен вдали от людских глаз. Ночь-полночь, дождь или снег, - он шел на улицу.
На улице ему пришлось несладко первое время, но он научился чувствовать колебания почвы и движение воздуха, и заставать врасплох его было все труднее. Старая пословица гласит: "Покидая свой дом, веди себя так, как будто видишь врага», и когда он подрос, то «выстроил» всех собак охраны дома, - с криком «Банзай!» бросаясь на них в атаку. Собаки только на вид были здоровые и свирепые, а в душе были трусливыми простолюдинами и устоять против Силы Духа не могли.
Правда после этих боев Мастер Йо приходил весь в глине, как глиняная копилка, «…ведь на пути всегда может встретиться какой-нибудь пьяница или глупец, который внезапно начнет ссору…» - и Императору приходилось его мыть. А мыться Мастер не любил. Но действия тэнно не обсуждают, и самурай может только мягко пытаться переубедить повелителя. И Мастер с выпученными глазами стоял передними лапами на краю тазика, не сопротивлялся, но переубеждал повелителя, что было мочи. А голос у него был шикарный. Как у Джельсомино. Он им ворон на лету сбивал и доводил до исступления соседей. Когда он пришел весь в отработанном машинном масле, как бревно дворовых гитаристов, оформленное соседским пенсионером, то на следующий день соседи ехидно осведомлялись, - не варила ли Хозяйка своего кота?
-Нет, блин, - огрызалась Хозяйка. – Сырым ела...
Она, как я уже говорила, была женщиной недоброй. Живодеркой. Могла перевернуть свою рыжую кошку на спину, и прижимая ее уши к полу, кричать сыну:
– Неси гвозди, сейчас я ей уши к полу прибью!
На что сын своей матери отвечал:
– Лучше мебельным степплером, мамочка…
Рыжая кошка лягалась, как дикая зебра, и орала:
-Отпусти меня, ненормальная! Взрослая женщина, эх..!
А Мастер, с грустью наблюдавший за этим, про себя думал: «Император… Ты маленький был? У тебя мама-папа был? Зачем такой злой, как собака?» Но вслух ничего не говорил.
Когда у рыжей кошки родились котята, Мастер понял, что такое быть папой не своим детям и как это паскудно.
-Ну что? – сказала Хозяйка как-то раз, заглядывая ящик с котятами. - Подросли уже? Топить уже можно?
-Да вроде уже можно… - ответил сын. – Только надо ручки-ножки им оторвать, чтоб не выплыли. И не отомстили…
-Пф. Ха-ха-ха… - сказала рыжая кошка и в эту же ночь притащила всех котят в постель к Хозяйке.
-Лежи ровно, - сказала кошка, - И не одно животное не пострадает.
Но, не смотря на все ухищрения, одно животное все-таки пострадало. Котята просочились сквозь одеяло и устроили Хозяйке средневековую казнь. Но Мастер собрал маленьких монстров и спас Императора от нечеловеческих страданий. И монстры тут же переключились на него.
За какой то месяц они порвали его на бахрому и сделали из него лысую китайскую собачку. Они вынимали последний кусок хлеба изо рта, выцарапывали глаза и напрочь обглодали хвост. Поэтому, когда пришла некая пожилая рыжая женщина, Мастер интуитивно бросился к ней в ноги и облобызал их. Это была Великая Котятница. Она собрала этих чудовищ в пластиковый контейнер, взяла пакет с пачкой молока и деньгами и удалилась. Вечером Хозяйка выслушивала два часа по телефону (стукаясь лбом о стену), истории о вновь испеченных счастливых котовладельцах, предположения об их моральном облике и причины, по которым были отвергнуты нескольких претендентов. Это с кошками Хозяйка себя вела вольно, кошки беззащитные. А людям она боялась хамить.
В этой семье вообще в ходу были двойные стандарты.
Но Мастер Йо любил своего Императора. И знал, что «самурай, находящийся на службе, всегда в большом долгу перед своим повелителем и вряд ли сможет целиком его выплатить». Он ложился рядом с Императором, на случай если тому вздумается почесать живот Мастера, поэтому живот Мастера всегда должен быть по рукой. И расчесывал когтями его волосы. А то вдруг война, а Император нечесаный.
Каждую ночь, ровно в три часа, он следовал Пути. Либо приходил, либо уходил. И никакие хитрости не могли заставить его изменить этой привычке. Муж Хозяйки как-то сказал, что имел он эти именины, и отдайте ему шляпу и пальто. Поэтому Император, сука, научился открывать глаза ровно в 2.59, чтобы вопли воина под дверью прошли с наименьшими потерями для общества.
***
Этот вечер не предвещал ничего необычного. Сын с отцом уехали на рыбалку, и Хозяйка, наплевав на немытую посуду и накидав фантиков и орехов по всей квартире, залегла с книжками на диван. Рыжая кошка лежала рядом и смотрела телевизор.
«Где Мастер…Дома или на улице?» – думала Хозяйка. Но искать его не хотелось. Ладно, ночью выяснится…
Расслабившись, они не заметили, как уснули. Хозяйке снились дальние страны и далекие моря… Поэтому 2.59. она проспала. «Ночной вопль» заставил подскочить, кое-как подняться и с закрытыми глазами побрести к двери, натыкаясь на мебель и косяки. Стены дома дрожали от децибелов. Хозяйка пошарила ногами в коридоре, пусто. Аха, значит пришел, а не уходит… Она открыла дверь, нащупала прутик, стоявший рядом. Этот прутик был специальным. Мастер имел привычку садиться далеко на ступеньке и кормой к двери, завывая в пространство. Лязга замка он не слышал, поэтому Хозяйка приноровилась его доставать прутиком, чтобы сообщить, что дверь открыта. Пошарив прутиком и ничего не нащупав, Хозяйка открыла глаза. Мастера не было, но рев его кошачьей глотки по прежнему сотрясал дом. Рыжая кошка метнулась молнией на кухню и выглянула в окно.
-Там дверь закрыта.. – сообщила она. - Он на улице орет…
-Твою мать…Твою мать…- сказала хозяйка. Надела куртку и шлепки и вышла из квартиры.
Им недавно поставили кодовые замки в подъезды, что было совершенной глупостью и ненадобностью. Их двухподъездный трехэтажный дом был закрыт со всех сторон, и выход и вход был только один – через охрану. Двери подъездов никогда и не закрывались, стояли нараспашку.
Мастер, между тем, был в шоке. Он был в ужасе. Он ревел , аки лев рыкающий: – Люди! Тут только что был вход! А теперь его нет! Сделайте что-нибудь!!!
Хозяйка дотопала до первого этажа, открыла дверь и выглянула на улицу. Кот, горестно закатив глаза, орал, сидя на кондиционере первого этажа, - к Вселенной передом , к Хозяйке задом. Накрапывал дождик…
-Мастер… - безнадежно позвала Хозяйка. Потом вышла, обошла пристройку и стала прыгать и махать Мастеру руками. Потом догадалась кинуть в него камешком. Мастер открыл глаза и издал последний чудовищный вопль – «Император!» ( По соседскому стеклу поползла трещина). Потом с размаху бросился на грудь Императору и затих…
Наступила блаженная тишина.
И в этой блаженной тишине мягко и как-то буднично щелкнул кодовый замок. Хозяйка посмотрела на закрывшуюся дверь.
Мне горько это говорить, но Хозяйка была не только живодеркой, но и непроходимой тупицей. Конечно, им раздавали бумажки с кодом, когда поставили замки. Но мельком взглянув на цифры, она тут же их забыла и никогда не вспоминала.
Хозяйка села на ступеньку возле подъезда и натянула куртку на голые колени. Думать не хотелось. Из приличных вещей - только куртка на босу ногу и шлепки. Телефона нет. Дома никого. Три часа ночи…(Рыжая кошка, глядя из окна, сказала: «Вот это номер… и она еще запрещает мне драть туалетную бумагу…»)
Остается только завывать под окнами, как только что ее белый кот. «Люди… Откройте двери…». И еще не факт, что откроют, в благодарность за ночные концерты.
Продрогший Мастер забрался за пазуху к Хозяйке и затих. Дом истинного самурая это не потолок и стены. Он там, где Император. И если Император сидит на улице и не идет домой, значит так надо.
Когда ноги окончательно замерзли, Хозяйка встала, вытряхнула из куртки Мастера и попыталась наудачу набрать код. Нужно было угадать четыре цифры из восьми. Даже не будучи Перельманом, она понимала, сколько существует возможных вариантов.
Мастер куда-то отвлекся, а потом вдруг выкатил к ногам Хозяйки детский кубик.
-К-к-кубик? – сказала, лязгая зубами Хозяйка.. – А-аха.. Самое время поиг-г-рать….
Но Мастер подтолкнул кубик лапой и внимательно посмотрел в глаза хозяйки.
Та помедлила…Потом аккуратно нажала кнопки, образующие квадрат на замке. Дверь щелкнула… Мастер , ничуть не удивившись, нырнул в подъезд.
- Ничего не понимаю... – сказала Хозяйка рыжей кошке, пытаясь отогреться под одеялом.
-Не парься… Тебе и не понять… - зевнула рыжая.
Мастер Йо сидел на краю кровати, как столбик, и пристально следил за четвертым измерением.
-Мастер… - позвала Хозяйка и похлопала по одеялу. Воин не шевельнулся. Он чувствовал, Что его Император зовет его. Но ему было грустно. Сегодня он потерял лицо, поддавшись панике и страху. А за это полагается сепуку…
Человеческие руки подхватили его и прижали к одеялу.
- Спи, Мастер…- сказали человеческие руки. - Завтра я тебя помою, сварю, сделаю харакири и выброшу в окно…
-И это справедливо…- засыпая, подумал Мастер.
«…ибо бусидо, Путь воина, требует, чтобы поведение самурая было правильным во всем…»
пятница, 2 июля 2010 г.
Доченька
«…Благословен час, когда тебе приносят весть, что друг твой жив! И вот я, Фархад Шер-и-Кишвар, подобно сумасшедшему верблюду, скачу по улицам Рамитана, и пугаю встречных своим безумным счастливым видом. Возьмите золото, друзья мои! Возьмите! Жаль, что дороже золота еще ничего не придумали люди, а то бы и это отдал! Сегодня я – счастливейший из смертных! Друг мой жив!»
-Масихи, друг мой!
-Фархад! Фархад… Дай, обниму тебя, мальчишка…А мне уже доложили, что сын шейха бежит по улицам, резво, как Дульдуль, задрав полы халата, – стремительный, как предсмертный час, и раздает всем золотые монеты направо и налево…
-Друг мой, ведь я оплакал вас, мне сказали, что вы умерли, когда шли в Хорасан, и похоронены в пустыне. Небо упало с небес на землю, и придавило тяжестью. А сегодня мой Мессия вернулся!
-Жизнь сказала мне: «…не держись за мою руку, я не невинная девица, а беззубая потаскушка». Я и отпустил…И как ни странно, выжил. Со мной хоть она была честна, другим до конца голову морочит. Идем, тут собрались друзья, выпьем и поговорим.
«Больше двух часов длятся пир и разговоры. А в голубых глазах Абу Сахля Масихи то радость то печаль, как будто хочет мне что-то сказать. И каждую минуту прижимает руку к своей иконке, что у него на груди под одеждой…»
- Как наша Жемчужина, Масихи? Есть ли от него вести?
-Наша Жемчужина трясется в седле, вместе с очередным ад-давлей, который опять чего-то там не довоевал, и сочиняет Книгу Справедливости. Много ли напишешь в седле…Если только мыслью по песку…Но к сожалению правителям нет дела до философии.
-Если бы он помирился с султаном…
-Довольно с султана и алмаза Беруни. Как бы не занедужил султан от удвоенного блеска таких драгоценностей…Ну да ладно. Я читал твою поэму, восхищен, а Бу Али был рассержен на тебя за то, что ты щедрой рукой рассыпал столько блестящих метафор в одной поэме! Их бы тебе хватило до конца жизни. А ты разжег костер, подобно глупому путнику, который не экономит дрова в пустыне. Ну что ты улыбаешься?
-О, Масихи… В моем мешке с ячменем вы узрели горсть пшеницы и хвалите меня за это. Великодушие ваше не знает пределов.
- Нет, Фархад…Твоя поэзия – горячий скакун цвета хурмы, с золотой головой и серебряными ногами…Только будь осторожен, мой друг. Если у человека нет врагов, значит, он камень.
- Враги? О чем вы? Я же не воин, я всего лишь поэт…
- Ты забываешь… «Спасение навек, от горестей и бед несут суровый меч и кроткое перо – две вещи, вот и все. И третьей в мире нет». Твоя последняя шутка о военачальниках заставила хохотать весь Согд, а твоя ирония забралась под латы Симджури, как скорпион, и ужалила его в самое сердце…
- Вы же только что сказали, что не стоит держать за руку жизнь?
- Не себя спасай… Спасай свой талант, Фархад. Он тебе не принадлежит… Ну да ладно, об этом позже. Мне сказали, что ты женился?
-О, да. Шейх решил положить конец вражде за участок реки, и взял мне в жены девушку из племени Хор.
-Оружейники? Говорят, их девочки играют не с куклами, а с клинками…А под ложем у них всегда лежит меч.
-Тотчас прикажу обыскать весь дом! Она славная, еще совсем ребенок. Ей четырнадцать лет, и я, в свои двадцать пять кажусь себе глубоким стариком рядом с ней. Бедная девочка наверное представляла мужем бравого вояку, толстого и грозного, пронзающего гневом гору Бисутун, а достался поэт, вздрагивающий от звука тетивы… Но она просит меня научить ее грамоте, и запоминает наизусть все стихи. Доченька моя… Недавно пошла за водой и пропала. Матушка обнаружила ее, играющей в бешички с мальчишками. Мы чуть лысой не оставили несчастную, так тянули ее за волосы в свои стороны. Я – чтобы уберечь ее от гнева матушки, матушка – чтобы наказать…Смейтесь, смейтесь, мой друг…
- Смеюсь… А как же…Зухра? О нет, прости меня, Фархад, не хочешь не говори, только не поникай, как роза из Балха в Бухаре…
-Нет, нет… Я не грущу уже. Зухра вышла замуж и очень счастлива. Изредка она посылает мне свои стихи, чтобы я рассчитал размер…Друг мой, мне надо спешить, как бы моя доченька не попала в беду. Вы же знаете мою матушку. Мы ждем вас, прошу, не задерживайтесь дольше необходимого, и тотчас же приходите в дом, который вы можете называть своим…
- Конечно, Фархад. Я закончу свои дела и дела, которые мне поручены и приду. Прошу, не режьте все стадо баранов, и не устраивайте мне прием, как эмиру… Лампады свет, и тихая беседа – за золото ты разве купишь это?...
***
«…Всадники… Черные Всадники… Почему они мне снятся? Узкие желтые глаза, запах серы, горячее дыхание…Топот копыт их мохнатых коней будит меня…
Что это? Свет на второй половине. Зачем ночью горит свет? Надо пойти посмотреть, лишь бы не увидели, я и так у матушки не в чести. Странно… мой муж, свекор, свекровь…Почему свекровь плачет? И что это за человек с голубыми глазами? Аллах, на каком языке они говорят? Я ничего не понимаю… И почему мой муж одет в дорожное платье? Идет сюда…Назад… Быстрее лечь…»
- Куда вы уезжаете?
-Бону…А ты почему не спишь, душа моя?
-Куда вы уезжаете?
-Я скоро вернусь, мне нужно… По делам. Спи, сердце мое.
-Я с вами!
-Нет, моя доченька… Я должен ехать один. Обещай мне слушаться матушку.
-Я с вами! Я не останусь без вас! Я тоже собираюсь!
- Мама! Фахри! Заприте ее!
-Я не останусь без вас! Пустите меня! Не трогай меня, невестка, укушу!
-Ай, она укусила меня, сумасшедшая дочь дива!
-Пустите, сказала! Выпустите меня!...
«Заперли! Заперли, как ослицу в загоне! Да что же это? И не откроют до утра! Ну, ничего…Так, нужно собрать мысли и вещи, из узкого окна можно пролезть на крышу, а оттуда по стене спуститься в конюшню… Никто не удержит дочь шейха Хазбани!
Вот и все… Не так сложно. Теперь нужно перерезать все подпруги... Прости меня, свекор…Тихо, тихо Саре…Пока нас не заметили, нужно быть прозрачными, как ветерок, пересекающий площадь… Выходим из ворот…Теперь заметили! Факелы!... Вперед, вперед, лошадка! Ноги твои быстрее мысли, а из Рамитана одна дорога…»
***
«…Ну вот, Фархад, ты и надел фарандже скитальца…И теперь бредешь в ночи, как блуждающий огонек в пустыне и нет конца твоей дороге… В следующий раз не будешь потешаться над воинами. Зарежут. Впрочем, эту жизнь не угадаешь, – несчастный старик Фирдоуси закончил хвалебную книгу о Саманидах одновременно с концом их династии. Вот где настоящая ирония. Не знаешь, как лучше – когда судьба рыдает над тобой, или когда смеется…
Люди разные бывают, по характеру и свойствам.
Те умрут – родятся эти, эти любят – те враждуют…
Только разум нас возвысил: без его даров
были б лучше человека худшие из львов….
Жаль, что люди не умеют летать. Зачем люди не умеют летать? Неужели Всевышнему жалко было для нас пары крыльев?
Как бы мне хотелось взмахнуть полами халата, и подняться ввысь, до самого Млечного пути, что соединяет звезды. Я бы увидел, как на ладони – Персию, Византию, Индию…
И полетел бы дальше, к северным морям, к стране Фарангов, до самого края земли. Или бы перелетел Китай, за море, в ту страну, где удивительная женщина, с глазами-стрелами роняет красные чернила на бумагу и они расцветают совершенными по красоте цветами- трехстишьями…Увы, халаты только в названии несут крылья, изгнанник…
Рудаки! Как ты сказал: «Молчи! Уже тебя в тетрадке бытия Посол Всевышнего перечеркнул пером…».
Ой, нет… Не то, не то…
«И вот настало время взять посох в руки…»
Не то!!!Вот!
Из дома, чуть свет я уйду за высокой звездой
Уйду от сует, что меня окружают ордой,
Оставив одежду в руках материнских, уйду я,
Чтоб как Иисусу, умыться святою водой…
Где ты сейчас, Ибн Сино? Может, задумчиво смотришь на те же звезды, что и я? Рядом стопка китайской бумаги с красным ободком…
Что это? Стук копыт… Кто-то догоняет меня… Великий Хызр, не дай мне сгинуть в начале скитаний, поскольку это просто позор – не познав горестей, не отъехав даже фарсанга от дома, бесславно умереть… Бону? Это же Бону! Ах, злосчастная! Сбежала! Ну, доченька! Что хочет, то и вытворяет! Отстегать плетью и прогнать!»
- Если не возьмете меня с собой, брошусь в реку.
***
«Вот уже несколько месяцев живем в этом холодном пыльном городе…Какие тут жители…Громкие, гордые, так быстро говорят, словно птицы щебечут, хоть ножом режь слова друг от друга… Алифы и нуны черчу на черновиках…Буквы, словно змеи, волочат свои хвосты и шипят…Хотят меня, бедную, укусить…»
-Бону, доченька… Тут точки должны стоять…
«Доченька…Горе мне! За все время не пришел ко мне ночью, как муж. Все доченька, да доченька. Так и умру старой девой, скоро состарюсь, без детей, без любви…»
-Бону, ну что ты смотришь на меня, как будто у меня на лбу исход битвы нарисован? Смотри на калам…
«Смотри на калам…Смотри на бумагу. Смотри в котел. Хочу смотреть на твои ресницы…»
-Ну вот, опять в слове «благословляю» лишний завиток…
-В благословлении ничто лишним не бывает! Скажите, почему вы не приходите ночью? Я что, похожа на дочь шайтана? Или у меня три руки и один глаз? А между тем, Всевышний вас за это …
-Бону! Давай со Всевышним я сам разберусь! А ты или учись писать, или не надоедай мне грамотой!
-Вы не любите меня просто. Все вздыхаете по своей Зухре! Гусыня толстая! Видела я ее – идет, будто на голове у нее райский сад, а под ногами прах звезд. Глазки маленькие, желтые, а брови, как кусты чертополоха на могиле суфия!
-Ах ты, несчастная! Кто дал тебе право так говорить? Вовсе я не думаю о ней!
-Думаете! Ах, Зухра! Ах, красавица! «Она пришла, меж звезд одежды край влача, Качая бедрами – соблазн для всех людей…Склонились перед ней планеты в небесах, И свой к ее стопам повергли апогей!»
-Да это же про планету, невежественная ты ослица!
-…а она в ответ: «Приплывай ко мне пораньше, по тебе ведь я скучаю Возлюбила тебя сердцем, возврати же мне любовь…» Фу, проклятие для поэзии…
-Посмотрите на нее! Она рассуждает о поэзии! А сама точки посчитать не может!
-Я научусь.. .Научусь… . А вот ваша Зухра как была цвета шафрана так и останется, никакие белила ей не помогут!
- Я побью тебя, негодная! Где палка? Где в этом доме палка Восстановления Справедливости?
-Нет в этом доме палок! Тем более палок справедливости. Потому что в этом доме нет справедливости! Палку вам…Сами поранитесь скорее…
-О, Аллах…Ты что, плакать вздумала? Бону…Я думал, женщины из твоего племени никогда не плачут…Пойди сюда…Ну вот…Слезы, как горошины…Мы изгнанники, доченька…А если ребенок родится? Ты сама ребенок еще. И что будет с нашим дитем? Надо подождать, пока все успокоится. Потом у нас будет много детей, столько, что из них можно будет составить войско. Обещаю…
Ты мне дороже глаз моих, ты с каждым днем дороже мне,
И каждый час из рук твоих земля вино отрады пьет;
Кто б отвернуться от тебя, скажи мне, даже в шутку мог;
И как мне отблагодарить тебя, мой друг, за твой приход?
-Это…мне?
-Тебе, доченька…Конечно тебе. Хочешь, возьмем одеяла и поднимемся на крышу? Я расскажу тебе о звездах и о планете Зухре?
-Да! Конечно, хочу!
-Смеюсь над тобой…Ты единственная женщина, которой сказки дороже украшений…
-Пусть рассказ о звездах твой мне станет ожерельем…
-О… Посрамлен поэт кипчачкой…Бери вот это одеяло, идем!
-Ну и где эта Зухра?…
-Вон… видишь серпик? Это она…У нее еще другое имя есть – Нахид.
-Нахид…Звучит лучше, чем Зухра. Пусть она будет Нахид…
-А древние называли ее Анахитой и Ситорой… а в Руме ее называют Венерой.
- Она живет на седьмом небе?
-Нет, ее дом на третьем…На седьмом небе живет Зухаль-Сатурн…
-Это он рождает стихи?
-Как это? Ты о чем?
-Я слышала, как вы сказали: такой-то принес стихи с седьмого неба….А дальше? Кто живет на восьмом?
-Сфера неподвижных звезд. На девятом – обиталище Бога и его ангелов, недоступных взгляду смертных…
«…сколь совершенны звезды, смотрящие на нас с небес. Я удивляюсь им, и может быть, они с таким же удивлением смотрят на меня: кто это там, внизу? Маленькая Бону, смотрите-ка…А кто она такая? Песчинка…А наша крыша – крошечный островок, на котором лежат, любуясь небом, Любовь и Нелюбовь… Не хочу, чтобы закончилась эта ночь. Хочу слушать тебя, бесконечно, – твой тихий голос, мечтающий, нездешний. Голос-корабль, уносящий к иным берегам…А что там… за девятым небом? А что дальше, – за тем, что за девятым небом? Как страшно думать об этом….
Каждый день что-то новое в мире вершит небосвод.
Перед чем отступает людской остроумный расчет.
Пусть наш разум, как солнце златое, сверкает с высот, -
Он загадкам судьбы разрешенья вовек не найдет.
Уснул…Забыв про звезды, про стихи и про Нахид…»
…«Всадники!!! Черные Всадники совсем близко. Я чувствую их отравленное дыхание и слышу хрип взмыленных коней… Тихонько выскользнуть из-под руки… Спи, Покровитель Седьмого Неба, тебе подчиняются лишь рифмы и образы, а в разговоре со смертью ты мне не поможешь. О, Нахид, Венера, Анахита, Ситора! Прошу тебя, следи за моим возлюбленным мужем, оберегай его сон. Смотри мне, Зухра! А мне пора к Мунсарех-ад-дину, – голос его слышу я сквозь ножны – нетерпеливый и радостный. Мой дядя, в день моего рождения, сковал его на своих коленях, вместо наковальни, ладонями, вместо молота, и закалил своими слезами. Перед ним не расступается воздух, настолько он тонок, – он бесшумен, как черный змей, и смертоносен, как удар в висок… Их четверо… Я вижу их отчетливо, как при дневном свете, чувствую их отвратительный запах… А они меня не видят, тень мотылька, и не боятся… Вот один перелез через стену и крадется… Вот второй…Никто в этом мире не отнимет у меня моего мужа. Я не отдам его никому. Ни его самого, ни его стихов…
Муки жизни беспощадной, боль любви неразделенной…
Как душа твоя выносит эти тяжести, влюбленный?
А-а-х-х…- сказал Мунсарех-ад-дин… Красные всполохи зажглись на земле, словно глаза демонов. Светлая душа вылетела из черного тела и устремилась к небесам…
Не хватает мне терпенья, чтобы внять словам рассудка…
Не хватает мне рассудка, чтоб ушел я прочь,спасенный!
Кисть руки, сжимающая тяжелый меч, отлетела от туловища, легко, как птица. О нет, не кричи, ты разбудишь Спящего, ступай прочь, в темноту ночи…Кровь, черная, горячая, клинок слизывает ее жадно, словно лань росу в пустыне…Двое оставшихся увидели меня, дышат тяжело, желтые глаза тигров следят за моими движениями…
Если двум сердцам влюбленным суждено соединиться,
то немедля весть об этом по земле распространится…
Плоть не уберечь, моему клинку что плоть, что железо, все едино…Ты не заметил раны, Желтый тигр, ты слишком тяжел…. Тебе не достать меня…Кабану никогда не поймать бабочку…
Потому что редко можно два такие сердца встретить, ведь блаженное слиянье чаще людям только снится…
А-а-х-ха… – спел песню смерти Мунсарех-ад-дин, счастливый клинок, войдя в горло жертвы, как в воду…
В ярких чашечках тюльпанов, пламенеющих вокруг,
Темнота печали скрыта – посмотри мой нежный друг…
Остался один… Он бледен и ранен, запах его страха дразнит мой меч, как гепарда запах крови…
За года, что как в тумане, я провел – прости меня…
Буду жить я, днем и ночью в сердце образ твой храня!
Ты приговорен, Четвертый Желтый Тигр, я освобождаю тебя от оков жизни…. Ненавистный запах оседает на телах, обволакивает их как саван и умирает… Вас больше нет, Всадники, вы не придете ночью тревожить мой сон, вы вычеркнуты из бытия клинком, словно неверные буквы на бумаге. Все точки расставлены, и край оформлен, аомин…»
-Боже…Бону…. Что это…
«Ну вот…Упал в обморок…И кто просил тебя проснуться раньше времени?»
Я плач – что в смехе всех времен порой сокрыт, как роза.
Одним дыханьем воскрешен или убит, как роза.
И в середину брошен я на всех пирах, как роза.
И вновь не кровь ль моя горит, на всех устах, как роза?
-Масихи, друг мой!
-Фархад! Фархад… Дай, обниму тебя, мальчишка…А мне уже доложили, что сын шейха бежит по улицам, резво, как Дульдуль, задрав полы халата, – стремительный, как предсмертный час, и раздает всем золотые монеты направо и налево…
-Друг мой, ведь я оплакал вас, мне сказали, что вы умерли, когда шли в Хорасан, и похоронены в пустыне. Небо упало с небес на землю, и придавило тяжестью. А сегодня мой Мессия вернулся!
-Жизнь сказала мне: «…не держись за мою руку, я не невинная девица, а беззубая потаскушка». Я и отпустил…И как ни странно, выжил. Со мной хоть она была честна, другим до конца голову морочит. Идем, тут собрались друзья, выпьем и поговорим.
«Больше двух часов длятся пир и разговоры. А в голубых глазах Абу Сахля Масихи то радость то печаль, как будто хочет мне что-то сказать. И каждую минуту прижимает руку к своей иконке, что у него на груди под одеждой…»
- Как наша Жемчужина, Масихи? Есть ли от него вести?
-Наша Жемчужина трясется в седле, вместе с очередным ад-давлей, который опять чего-то там не довоевал, и сочиняет Книгу Справедливости. Много ли напишешь в седле…Если только мыслью по песку…Но к сожалению правителям нет дела до философии.
-Если бы он помирился с султаном…
-Довольно с султана и алмаза Беруни. Как бы не занедужил султан от удвоенного блеска таких драгоценностей…Ну да ладно. Я читал твою поэму, восхищен, а Бу Али был рассержен на тебя за то, что ты щедрой рукой рассыпал столько блестящих метафор в одной поэме! Их бы тебе хватило до конца жизни. А ты разжег костер, подобно глупому путнику, который не экономит дрова в пустыне. Ну что ты улыбаешься?
-О, Масихи… В моем мешке с ячменем вы узрели горсть пшеницы и хвалите меня за это. Великодушие ваше не знает пределов.
- Нет, Фархад…Твоя поэзия – горячий скакун цвета хурмы, с золотой головой и серебряными ногами…Только будь осторожен, мой друг. Если у человека нет врагов, значит, он камень.
- Враги? О чем вы? Я же не воин, я всего лишь поэт…
- Ты забываешь… «Спасение навек, от горестей и бед несут суровый меч и кроткое перо – две вещи, вот и все. И третьей в мире нет». Твоя последняя шутка о военачальниках заставила хохотать весь Согд, а твоя ирония забралась под латы Симджури, как скорпион, и ужалила его в самое сердце…
- Вы же только что сказали, что не стоит держать за руку жизнь?
- Не себя спасай… Спасай свой талант, Фархад. Он тебе не принадлежит… Ну да ладно, об этом позже. Мне сказали, что ты женился?
-О, да. Шейх решил положить конец вражде за участок реки, и взял мне в жены девушку из племени Хор.
-Оружейники? Говорят, их девочки играют не с куклами, а с клинками…А под ложем у них всегда лежит меч.
-Тотчас прикажу обыскать весь дом! Она славная, еще совсем ребенок. Ей четырнадцать лет, и я, в свои двадцать пять кажусь себе глубоким стариком рядом с ней. Бедная девочка наверное представляла мужем бравого вояку, толстого и грозного, пронзающего гневом гору Бисутун, а достался поэт, вздрагивающий от звука тетивы… Но она просит меня научить ее грамоте, и запоминает наизусть все стихи. Доченька моя… Недавно пошла за водой и пропала. Матушка обнаружила ее, играющей в бешички с мальчишками. Мы чуть лысой не оставили несчастную, так тянули ее за волосы в свои стороны. Я – чтобы уберечь ее от гнева матушки, матушка – чтобы наказать…Смейтесь, смейтесь, мой друг…
- Смеюсь… А как же…Зухра? О нет, прости меня, Фархад, не хочешь не говори, только не поникай, как роза из Балха в Бухаре…
-Нет, нет… Я не грущу уже. Зухра вышла замуж и очень счастлива. Изредка она посылает мне свои стихи, чтобы я рассчитал размер…Друг мой, мне надо спешить, как бы моя доченька не попала в беду. Вы же знаете мою матушку. Мы ждем вас, прошу, не задерживайтесь дольше необходимого, и тотчас же приходите в дом, который вы можете называть своим…
- Конечно, Фархад. Я закончу свои дела и дела, которые мне поручены и приду. Прошу, не режьте все стадо баранов, и не устраивайте мне прием, как эмиру… Лампады свет, и тихая беседа – за золото ты разве купишь это?...
***
«…Всадники… Черные Всадники… Почему они мне снятся? Узкие желтые глаза, запах серы, горячее дыхание…Топот копыт их мохнатых коней будит меня…
Что это? Свет на второй половине. Зачем ночью горит свет? Надо пойти посмотреть, лишь бы не увидели, я и так у матушки не в чести. Странно… мой муж, свекор, свекровь…Почему свекровь плачет? И что это за человек с голубыми глазами? Аллах, на каком языке они говорят? Я ничего не понимаю… И почему мой муж одет в дорожное платье? Идет сюда…Назад… Быстрее лечь…»
- Куда вы уезжаете?
-Бону…А ты почему не спишь, душа моя?
-Куда вы уезжаете?
-Я скоро вернусь, мне нужно… По делам. Спи, сердце мое.
-Я с вами!
-Нет, моя доченька… Я должен ехать один. Обещай мне слушаться матушку.
-Я с вами! Я не останусь без вас! Я тоже собираюсь!
- Мама! Фахри! Заприте ее!
-Я не останусь без вас! Пустите меня! Не трогай меня, невестка, укушу!
-Ай, она укусила меня, сумасшедшая дочь дива!
-Пустите, сказала! Выпустите меня!...
«Заперли! Заперли, как ослицу в загоне! Да что же это? И не откроют до утра! Ну, ничего…Так, нужно собрать мысли и вещи, из узкого окна можно пролезть на крышу, а оттуда по стене спуститься в конюшню… Никто не удержит дочь шейха Хазбани!
Вот и все… Не так сложно. Теперь нужно перерезать все подпруги... Прости меня, свекор…Тихо, тихо Саре…Пока нас не заметили, нужно быть прозрачными, как ветерок, пересекающий площадь… Выходим из ворот…Теперь заметили! Факелы!... Вперед, вперед, лошадка! Ноги твои быстрее мысли, а из Рамитана одна дорога…»
***
«…Ну вот, Фархад, ты и надел фарандже скитальца…И теперь бредешь в ночи, как блуждающий огонек в пустыне и нет конца твоей дороге… В следующий раз не будешь потешаться над воинами. Зарежут. Впрочем, эту жизнь не угадаешь, – несчастный старик Фирдоуси закончил хвалебную книгу о Саманидах одновременно с концом их династии. Вот где настоящая ирония. Не знаешь, как лучше – когда судьба рыдает над тобой, или когда смеется…
Люди разные бывают, по характеру и свойствам.
Те умрут – родятся эти, эти любят – те враждуют…
Только разум нас возвысил: без его даров
были б лучше человека худшие из львов….
Жаль, что люди не умеют летать. Зачем люди не умеют летать? Неужели Всевышнему жалко было для нас пары крыльев?
Как бы мне хотелось взмахнуть полами халата, и подняться ввысь, до самого Млечного пути, что соединяет звезды. Я бы увидел, как на ладони – Персию, Византию, Индию…
И полетел бы дальше, к северным морям, к стране Фарангов, до самого края земли. Или бы перелетел Китай, за море, в ту страну, где удивительная женщина, с глазами-стрелами роняет красные чернила на бумагу и они расцветают совершенными по красоте цветами- трехстишьями…Увы, халаты только в названии несут крылья, изгнанник…
Рудаки! Как ты сказал: «Молчи! Уже тебя в тетрадке бытия Посол Всевышнего перечеркнул пером…».
Ой, нет… Не то, не то…
«И вот настало время взять посох в руки…»
Не то!!!Вот!
Из дома, чуть свет я уйду за высокой звездой
Уйду от сует, что меня окружают ордой,
Оставив одежду в руках материнских, уйду я,
Чтоб как Иисусу, умыться святою водой…
Где ты сейчас, Ибн Сино? Может, задумчиво смотришь на те же звезды, что и я? Рядом стопка китайской бумаги с красным ободком…
Что это? Стук копыт… Кто-то догоняет меня… Великий Хызр, не дай мне сгинуть в начале скитаний, поскольку это просто позор – не познав горестей, не отъехав даже фарсанга от дома, бесславно умереть… Бону? Это же Бону! Ах, злосчастная! Сбежала! Ну, доченька! Что хочет, то и вытворяет! Отстегать плетью и прогнать!»
- Если не возьмете меня с собой, брошусь в реку.
***
«Вот уже несколько месяцев живем в этом холодном пыльном городе…Какие тут жители…Громкие, гордые, так быстро говорят, словно птицы щебечут, хоть ножом режь слова друг от друга… Алифы и нуны черчу на черновиках…Буквы, словно змеи, волочат свои хвосты и шипят…Хотят меня, бедную, укусить…»
-Бону, доченька… Тут точки должны стоять…
«Доченька…Горе мне! За все время не пришел ко мне ночью, как муж. Все доченька, да доченька. Так и умру старой девой, скоро состарюсь, без детей, без любви…»
-Бону, ну что ты смотришь на меня, как будто у меня на лбу исход битвы нарисован? Смотри на калам…
«Смотри на калам…Смотри на бумагу. Смотри в котел. Хочу смотреть на твои ресницы…»
-Ну вот, опять в слове «благословляю» лишний завиток…
-В благословлении ничто лишним не бывает! Скажите, почему вы не приходите ночью? Я что, похожа на дочь шайтана? Или у меня три руки и один глаз? А между тем, Всевышний вас за это …
-Бону! Давай со Всевышним я сам разберусь! А ты или учись писать, или не надоедай мне грамотой!
-Вы не любите меня просто. Все вздыхаете по своей Зухре! Гусыня толстая! Видела я ее – идет, будто на голове у нее райский сад, а под ногами прах звезд. Глазки маленькие, желтые, а брови, как кусты чертополоха на могиле суфия!
-Ах ты, несчастная! Кто дал тебе право так говорить? Вовсе я не думаю о ней!
-Думаете! Ах, Зухра! Ах, красавица! «Она пришла, меж звезд одежды край влача, Качая бедрами – соблазн для всех людей…Склонились перед ней планеты в небесах, И свой к ее стопам повергли апогей!»
-Да это же про планету, невежественная ты ослица!
-…а она в ответ: «Приплывай ко мне пораньше, по тебе ведь я скучаю Возлюбила тебя сердцем, возврати же мне любовь…» Фу, проклятие для поэзии…
-Посмотрите на нее! Она рассуждает о поэзии! А сама точки посчитать не может!
-Я научусь.. .Научусь… . А вот ваша Зухра как была цвета шафрана так и останется, никакие белила ей не помогут!
- Я побью тебя, негодная! Где палка? Где в этом доме палка Восстановления Справедливости?
-Нет в этом доме палок! Тем более палок справедливости. Потому что в этом доме нет справедливости! Палку вам…Сами поранитесь скорее…
-О, Аллах…Ты что, плакать вздумала? Бону…Я думал, женщины из твоего племени никогда не плачут…Пойди сюда…Ну вот…Слезы, как горошины…Мы изгнанники, доченька…А если ребенок родится? Ты сама ребенок еще. И что будет с нашим дитем? Надо подождать, пока все успокоится. Потом у нас будет много детей, столько, что из них можно будет составить войско. Обещаю…
Ты мне дороже глаз моих, ты с каждым днем дороже мне,
И каждый час из рук твоих земля вино отрады пьет;
Кто б отвернуться от тебя, скажи мне, даже в шутку мог;
И как мне отблагодарить тебя, мой друг, за твой приход?
-Это…мне?
-Тебе, доченька…Конечно тебе. Хочешь, возьмем одеяла и поднимемся на крышу? Я расскажу тебе о звездах и о планете Зухре?
-Да! Конечно, хочу!
-Смеюсь над тобой…Ты единственная женщина, которой сказки дороже украшений…
-Пусть рассказ о звездах твой мне станет ожерельем…
-О… Посрамлен поэт кипчачкой…Бери вот это одеяло, идем!
-Ну и где эта Зухра?…
-Вон… видишь серпик? Это она…У нее еще другое имя есть – Нахид.
-Нахид…Звучит лучше, чем Зухра. Пусть она будет Нахид…
-А древние называли ее Анахитой и Ситорой… а в Руме ее называют Венерой.
- Она живет на седьмом небе?
-Нет, ее дом на третьем…На седьмом небе живет Зухаль-Сатурн…
-Это он рождает стихи?
-Как это? Ты о чем?
-Я слышала, как вы сказали: такой-то принес стихи с седьмого неба….А дальше? Кто живет на восьмом?
-Сфера неподвижных звезд. На девятом – обиталище Бога и его ангелов, недоступных взгляду смертных…
«…сколь совершенны звезды, смотрящие на нас с небес. Я удивляюсь им, и может быть, они с таким же удивлением смотрят на меня: кто это там, внизу? Маленькая Бону, смотрите-ка…А кто она такая? Песчинка…А наша крыша – крошечный островок, на котором лежат, любуясь небом, Любовь и Нелюбовь… Не хочу, чтобы закончилась эта ночь. Хочу слушать тебя, бесконечно, – твой тихий голос, мечтающий, нездешний. Голос-корабль, уносящий к иным берегам…А что там… за девятым небом? А что дальше, – за тем, что за девятым небом? Как страшно думать об этом….
Каждый день что-то новое в мире вершит небосвод.
Перед чем отступает людской остроумный расчет.
Пусть наш разум, как солнце златое, сверкает с высот, -
Он загадкам судьбы разрешенья вовек не найдет.
Уснул…Забыв про звезды, про стихи и про Нахид…»
…«Всадники!!! Черные Всадники совсем близко. Я чувствую их отравленное дыхание и слышу хрип взмыленных коней… Тихонько выскользнуть из-под руки… Спи, Покровитель Седьмого Неба, тебе подчиняются лишь рифмы и образы, а в разговоре со смертью ты мне не поможешь. О, Нахид, Венера, Анахита, Ситора! Прошу тебя, следи за моим возлюбленным мужем, оберегай его сон. Смотри мне, Зухра! А мне пора к Мунсарех-ад-дину, – голос его слышу я сквозь ножны – нетерпеливый и радостный. Мой дядя, в день моего рождения, сковал его на своих коленях, вместо наковальни, ладонями, вместо молота, и закалил своими слезами. Перед ним не расступается воздух, настолько он тонок, – он бесшумен, как черный змей, и смертоносен, как удар в висок… Их четверо… Я вижу их отчетливо, как при дневном свете, чувствую их отвратительный запах… А они меня не видят, тень мотылька, и не боятся… Вот один перелез через стену и крадется… Вот второй…Никто в этом мире не отнимет у меня моего мужа. Я не отдам его никому. Ни его самого, ни его стихов…
Муки жизни беспощадной, боль любви неразделенной…
Как душа твоя выносит эти тяжести, влюбленный?
А-а-х-х…- сказал Мунсарех-ад-дин… Красные всполохи зажглись на земле, словно глаза демонов. Светлая душа вылетела из черного тела и устремилась к небесам…
Не хватает мне терпенья, чтобы внять словам рассудка…
Не хватает мне рассудка, чтоб ушел я прочь,спасенный!
Кисть руки, сжимающая тяжелый меч, отлетела от туловища, легко, как птица. О нет, не кричи, ты разбудишь Спящего, ступай прочь, в темноту ночи…Кровь, черная, горячая, клинок слизывает ее жадно, словно лань росу в пустыне…Двое оставшихся увидели меня, дышат тяжело, желтые глаза тигров следят за моими движениями…
Если двум сердцам влюбленным суждено соединиться,
то немедля весть об этом по земле распространится…
Плоть не уберечь, моему клинку что плоть, что железо, все едино…Ты не заметил раны, Желтый тигр, ты слишком тяжел…. Тебе не достать меня…Кабану никогда не поймать бабочку…
Потому что редко можно два такие сердца встретить, ведь блаженное слиянье чаще людям только снится…
А-а-х-ха… – спел песню смерти Мунсарех-ад-дин, счастливый клинок, войдя в горло жертвы, как в воду…
В ярких чашечках тюльпанов, пламенеющих вокруг,
Темнота печали скрыта – посмотри мой нежный друг…
Остался один… Он бледен и ранен, запах его страха дразнит мой меч, как гепарда запах крови…
За года, что как в тумане, я провел – прости меня…
Буду жить я, днем и ночью в сердце образ твой храня!
Ты приговорен, Четвертый Желтый Тигр, я освобождаю тебя от оков жизни…. Ненавистный запах оседает на телах, обволакивает их как саван и умирает… Вас больше нет, Всадники, вы не придете ночью тревожить мой сон, вы вычеркнуты из бытия клинком, словно неверные буквы на бумаге. Все точки расставлены, и край оформлен, аомин…»
-Боже…Бону…. Что это…
«Ну вот…Упал в обморок…И кто просил тебя проснуться раньше времени?»
Я плач – что в смехе всех времен порой сокрыт, как роза.
Одним дыханьем воскрешен или убит, как роза.
И в середину брошен я на всех пирах, как роза.
И вновь не кровь ль моя горит, на всех устах, как роза?
Кот, который умел летать
Ему не надо было этого делать. Но он это сделал. Потому что в его маленькой плоской головке еще не зародилась хитрость и изворотливость, и он посчитал ботинки хозяина самым естественным местом для своих какашек. Видимо, думал, что хозяин пойдет из дому и заодно вынесет вон его «добро». Но он промахнулся с хозяином. Тот, приняв душ, побрившись, надушившись, надев чистую рубашку, торопился на деловую встречу. И когда сунул ногу в новом носке в начищенный ботинок…В общем, не оценил креатива. Взял котейка за хвост, и, не говоря лишних, ненужных слов, метнул в окно.
Тимке повезло, – кошачий бог не фраер – он приземлился на кучу свежескошенной травы, в трех сантиметрах от бетонного люка. Не знаю, что мелькало в его голове, когда он летел с пятого этажа. Возможно, он решил, что является новой ступенью в эволюции и умеет летать. Но, скорее всего он успел подумать всего лишь «Бздц…»
А потом я пришла в дом к хозяину, моему брату, с Тимой под мышкой, и высказалась в том духе, что мерзавцы, мечущие котов в форточки, могут не подходить ко мне три недели и не заговаривать мне зубы. И не надо эти мне демагогические выкладки, о том, что коты мне дороже, чем родные братья. Не дороже. Но брат, – умный, добрый, талантливый – дороже злобной рожи, мечущей котов в форточки.
Так Тима, кот чрезвычайно благородной породы, – британская короткошерстная, стал жить в деревне. С деревенскими братанами он разобрался сразу, наверное, пригрозив сесть кому-нибудь на голову. Внушительный объем и серьезное выражение плоского, как сковородка, лица, быстро привели местную банду в чувство. Ну его, подумали бандюганы, задавит еще, как мух…
Я не знаю почему, но мои родные его невзлюбили. Не нашенский, все-таки кот, не сибирский. Молчаливый, флегматичный, больно гордый – один раз погнали с кровати, больше не лез, даже если звали… Уходит на ночь, днем спит у печки. Об ноги не потрется, ни мяукнет, ни мурлыкнет… Буржуйский кот. Смотрит на нас своими круглыми зелеными тарелками, серьезно так… Неуютный животный.
Правда, имел одну, но пламенную страсть – соленые огурцы.
… Тихо стою и наблюдаю: восемь кругов вокруг трехлитровой банки. И лапой уже пытался банку опрокинуть, и крышку отгрызть – никак. Вот они, зеленые уроды, рядом. А не укусишь… Эх…
- Че делаешь?
Тимка вздрагивает. Глаза в сторону.
-Вот… огурца себе…это…добываю.
-Ну-ну… И как?
-Да никак! Заныкались, гады, не достанешь!
-Блин, Тима, я банку открою, так ты ее всю схрумкаешь, не угомонишься же…Может, морковки?
-Можно и морковки… – вздыхает… – И лучка… И очисток картофельных… Сожру.
-Ой, я счас заплачу!
Я всегда ему совала лакомые кусочки. Он с благодарностью принимал и моментально съедал. Потому что промедлишь, прощелкаешь таблом, – кусок любимчику уйдет, Макарке, франтоватому котенку, черненькому, с белым галстучком и лапками. Тому самому, которого бабуля, всю жизнь плевавшая на кошек с высокой колокольни, зовет каждый вечер домой. На всю деревню: «Макар! Макар!» . А тот бежит, со всех ног, спотыкается: «Тут я, бабушка, бегу!!» Тьфу… Он отбирает все, что видит, маленький засранец. И хотя Тима может его задавить когтем, – не связывается. Потому как джентльмен. Пусть подавится, пожиратель цветов и любитель мягких постелей. Тима картошки сырой с ведра похавает. Не впервой…
Привет,тебе, Тимка...
Мы с тобой умеем летать, и знаем в этом толк. Мы необыкновенные. Мы заслуживаем немножечко любви…
А еще – нам много то не надо: мне – краски, белую и терракотовую, а Тимке – два соленых огурца…
Тимке повезло, – кошачий бог не фраер – он приземлился на кучу свежескошенной травы, в трех сантиметрах от бетонного люка. Не знаю, что мелькало в его голове, когда он летел с пятого этажа. Возможно, он решил, что является новой ступенью в эволюции и умеет летать. Но, скорее всего он успел подумать всего лишь «Бздц…»
А потом я пришла в дом к хозяину, моему брату, с Тимой под мышкой, и высказалась в том духе, что мерзавцы, мечущие котов в форточки, могут не подходить ко мне три недели и не заговаривать мне зубы. И не надо эти мне демагогические выкладки, о том, что коты мне дороже, чем родные братья. Не дороже. Но брат, – умный, добрый, талантливый – дороже злобной рожи, мечущей котов в форточки.
Так Тима, кот чрезвычайно благородной породы, – британская короткошерстная, стал жить в деревне. С деревенскими братанами он разобрался сразу, наверное, пригрозив сесть кому-нибудь на голову. Внушительный объем и серьезное выражение плоского, как сковородка, лица, быстро привели местную банду в чувство. Ну его, подумали бандюганы, задавит еще, как мух…
Я не знаю почему, но мои родные его невзлюбили. Не нашенский, все-таки кот, не сибирский. Молчаливый, флегматичный, больно гордый – один раз погнали с кровати, больше не лез, даже если звали… Уходит на ночь, днем спит у печки. Об ноги не потрется, ни мяукнет, ни мурлыкнет… Буржуйский кот. Смотрит на нас своими круглыми зелеными тарелками, серьезно так… Неуютный животный.
Правда, имел одну, но пламенную страсть – соленые огурцы.
… Тихо стою и наблюдаю: восемь кругов вокруг трехлитровой банки. И лапой уже пытался банку опрокинуть, и крышку отгрызть – никак. Вот они, зеленые уроды, рядом. А не укусишь… Эх…
- Че делаешь?
Тимка вздрагивает. Глаза в сторону.
-Вот… огурца себе…это…добываю.
-Ну-ну… И как?
-Да никак! Заныкались, гады, не достанешь!
-Блин, Тима, я банку открою, так ты ее всю схрумкаешь, не угомонишься же…Может, морковки?
-Можно и морковки… – вздыхает… – И лучка… И очисток картофельных… Сожру.
-Ой, я счас заплачу!
Я всегда ему совала лакомые кусочки. Он с благодарностью принимал и моментально съедал. Потому что промедлишь, прощелкаешь таблом, – кусок любимчику уйдет, Макарке, франтоватому котенку, черненькому, с белым галстучком и лапками. Тому самому, которого бабуля, всю жизнь плевавшая на кошек с высокой колокольни, зовет каждый вечер домой. На всю деревню: «Макар! Макар!» . А тот бежит, со всех ног, спотыкается: «Тут я, бабушка, бегу!!» Тьфу… Он отбирает все, что видит, маленький засранец. И хотя Тима может его задавить когтем, – не связывается. Потому как джентльмен. Пусть подавится, пожиратель цветов и любитель мягких постелей. Тима картошки сырой с ведра похавает. Не впервой…
Привет,тебе, Тимка...
Мы с тобой умеем летать, и знаем в этом толк. Мы необыкновенные. Мы заслуживаем немножечко любви…
А еще – нам много то не надо: мне – краски, белую и терракотовую, а Тимке – два соленых огурца…
Самая красивая девочка
Я сижу на скамейке возле подъезда и ковыряю растаявшую на солнце краску. Мне пять лет, и общество меня отвергло. Мама виновата – нарядила меня черте как, в платье с панталонами, как принцессу, и отправила гулять. А общество нарекло эти панталоны трусами, и никакие доводы, что это полет мысли модельера, не помогли. Трусы и все! Эти розовые штаны теперь навеки останутся трусами. На них ярлык «Трусы!!!», с тремя восклицательными знаками. И я еще на беду в них оказалась, так что мне тоже перепало: и «негр» я «в пене», и «чучело в трусах» и «лягушка в кружевах»….
А папка вчера еще сказал, как только мы приехали – «Смотри, сколько ребятёшек во дворе! Тебе не скучно будет». Он иногда так смешно говорит. Как бабушка…
Ребятёшки эти…Играют без меня на восхитительной беседке с железными наклонными трубами, катаются на них вкруговую, как тарзаны, а я сижу на скамейке и ковыряю краску. А там еще такой мальчик красивый….Артур зовут. Он большой ему десять лет. Такой рыжий, конопатый, золотой какой-то, тонкий, как ветка…Уйди, говорит, чебуречка….
Я оборачиваюсь и смотрю в подъездное стекло. Да, уши…Уши такие, что ветер завывает, полощутся, как флаги. И еще мама волосы в такую тугую косу заплела, с бантом на макушке, что просто трилистник какой то, а не девочка….Глаз не видно, лицо как сковородка, носик пуговкой. Я вздыхаю. Папины друзья тоже меня разглядывают с ужасом. Откуда такое чучело появилось у таких красивых родителей, – никто не знает.
Волна зависти подымается выше уровня банта, – как же там весело! А моя жизнь так и пройдет на скамейке…«Упади, упади, упади…» – бормочу я тихо. Ой! Упала! Девчонка в зеленом платье! Упала, как квашня, коленку разбила, кажется. Ревет… Я воодушевляюсь. Выбираю новую жертву и бормочу заклинание с удвоенной силой. Р-раз! Готово, и еще один мальчик упал. Хе-хе, ребятёшки! Еще двое столкнулись в воздухе ногами и рухнули прямо друг на друга. Я вскакиваю на скамейку и победно хлопаю в ладоши. «Это я вас попадала!» – громко кричу я. Общество смотрит в мою сторону.
-Эй, ты, Лягух… Иди сюда! – говорит Артур.
Я срываюсь с места и бегу к беседке. Сейчас я вам сообщу новость, от которой у вас дух захватит, и вы меня полюбите. Кто ж не любит волшебников?
- Ты чего там орала?
Все обступают меня стеной.
- Я – волшебница! – сообщаю я радостно. – Это я вас всех попадала волшебным заклинанием.
- Колдунья что ли? – что-то в его голосе мне совсем не нравится, голос такой…Как таракан… Но я продолжаю улыбаться.
-Нет, волшебница! Мне еще папка волшебный перстень обещал с облака привезти!
-Ворожишь, значит, Лягух… Смотрите – Баба-Яга в молодости!
-А у нее трусы волшебные!
Невероятно! Я такой издевательский хохот слышу, ну просто…Диву даюсь. Они что, не понимают, что я же их всех…сейчас…в лягушек превращу, будут прыгать брюхами по асфальту…
Кажется, я это сказала вслух. И уже лечу кувырком в песочницу, и стукаюсь о ножку грибка затылком. Сразу всю дурь из головы выбило. Звездочки завитали. В эту же секунду звездочки сдуло каким то ураганом и я вижу смуглого кудрявого мальчика, который пролетел, как ветер, мимо меня и толкнул Артура в грудь.
-Она же…маленькая!
А я знаю его! Он на первом этаже живет в нашем подъезде, его Дима зовут, прапорщика Кочнева, «пьяницыиразгильдяя», сын.
Маленькая… Сам-то меня чуть-чуть повыше. И на голову ниже Артура. Сейчас и тебе попадет, донкихот…Но, странное дело… Артур вдруг отступает! Я это четко вижу, по его глазам и по веснушкам, которые просто засияли на бледном лице от страха.
-А ну-ка, шпана! – слышу я папкин голос. Все бросаются врассыпную. Отец подымает меня из песочницы, отряхивает.
- Что случилось, доча? А ты что, сдачи не даешь?
-Не успела, – хмуро говорю я, – ты пришел…
-Что натворила-то? За что они тебя?
-Я их всех попадала, волшебным заклинанием….А они не верят. И трусами обзываются…
Отец морщит лоб, вздыхает, потом пожимает руку Димке.
-Молодец, Кочнев. Мужик. Приходи к нам, мы на третьем этаже живем над вами.
Димка смущенно улыбается и как-то неуверенно кивает. Стесняется. Его папа Прапорщик, а мой – Страшный Лейтенант. Прапорщики со Страшными Лейтенантами не водятся почему-то…
Отец берет меня на руки, как маленькую и несет домой.
- Шоколаду им завтра, что ли, вынести… – говорю я тихо – Может, задобрятся….
- Вынеси… Доча, а ты зачем, когда спать ложишься, руками машешь? Мамка жалуется. Что за «кардебалеты»?
-Я твой самолет держу… – говорю я.
Отец останавливается на ступеньках.
-Что делаешь?
-Самолет держу как бы, чтоб не упал. Плохо, что засыпаю. Руки падают. Ты тогда уж получше смотри, куда летишь-то…
Отец крепко прижимает меня к себе и целует в ухо. Люблю тебя, папка, сильно, сильно! Ты как лев, а я как львенок…Сейчас домой придем, я маме такой «кардебалет» за эти трусы устрою, надолго запомнит…
А вечером они поругались. Как дети – кто кого любит, кто кого не любит… Папка ушел вниз, лег на мою скамейку, завернулся в кожанку и залег. Прямо Скамейка Отверженных, честное слово.
-Пап.. идем домой… Ну что ты тут лежишь, стыдно же…
-Не пойду. Меня твоя мама не любит.
…Топ-топ-топ, на третий этаж.
-Мам, он не идет!
-Скажи, чтобы немедленно поднимался, а то я ему устрою…кардебалет!
…Топ-топ-топ, вниз.
- Папа, идем, а то мама кардебалет тебе устроит!
-Сказал не пойду! Пусть скажет, что любит!
Три этажа вверх…
- Скажи немедленно, что любишь!
- Люблю, пусть поднимается!
Три этажа вниз.
-Она любит! Правда-правда! Идем!
-Не верю, пусть с балкона скажет!
…Вверх.
Вниз, вверх, вниз….Загоняли ребенка!
Я забираюсь в отцовские «ползунки», висящие на вешалке и замираю. Все, нету меня. Бабайка утащил, за такое ваше поведение. Вообще…Уже два дня живем, а кошки все нету! А…Забегали! «Доча, доченька!» По соседям побежали… Хи-хи… Вести себя надо хорошо! А то моют каждый день, а потом у меня шея липнет…
Я не заметила, как уснула. Потом они меня нашли, обнимали, целовали, мама плакала… И даже не попало волшебным ремнем…И даже дверь вечером не закрыли в зал и я могла смотреть телевизор в трюмо.
А потом папка пришел меня проверить.
-Пап…. А я правда у тебя страшная? Некрасивая?
-Ты самая красивая девочка на свете… Никому не верь. Мне верь. Я то разбираюсь…
А папка вчера еще сказал, как только мы приехали – «Смотри, сколько ребятёшек во дворе! Тебе не скучно будет». Он иногда так смешно говорит. Как бабушка…
Ребятёшки эти…Играют без меня на восхитительной беседке с железными наклонными трубами, катаются на них вкруговую, как тарзаны, а я сижу на скамейке и ковыряю краску. А там еще такой мальчик красивый….Артур зовут. Он большой ему десять лет. Такой рыжий, конопатый, золотой какой-то, тонкий, как ветка…Уйди, говорит, чебуречка….
Я оборачиваюсь и смотрю в подъездное стекло. Да, уши…Уши такие, что ветер завывает, полощутся, как флаги. И еще мама волосы в такую тугую косу заплела, с бантом на макушке, что просто трилистник какой то, а не девочка….Глаз не видно, лицо как сковородка, носик пуговкой. Я вздыхаю. Папины друзья тоже меня разглядывают с ужасом. Откуда такое чучело появилось у таких красивых родителей, – никто не знает.
Волна зависти подымается выше уровня банта, – как же там весело! А моя жизнь так и пройдет на скамейке…«Упади, упади, упади…» – бормочу я тихо. Ой! Упала! Девчонка в зеленом платье! Упала, как квашня, коленку разбила, кажется. Ревет… Я воодушевляюсь. Выбираю новую жертву и бормочу заклинание с удвоенной силой. Р-раз! Готово, и еще один мальчик упал. Хе-хе, ребятёшки! Еще двое столкнулись в воздухе ногами и рухнули прямо друг на друга. Я вскакиваю на скамейку и победно хлопаю в ладоши. «Это я вас попадала!» – громко кричу я. Общество смотрит в мою сторону.
-Эй, ты, Лягух… Иди сюда! – говорит Артур.
Я срываюсь с места и бегу к беседке. Сейчас я вам сообщу новость, от которой у вас дух захватит, и вы меня полюбите. Кто ж не любит волшебников?
- Ты чего там орала?
Все обступают меня стеной.
- Я – волшебница! – сообщаю я радостно. – Это я вас всех попадала волшебным заклинанием.
- Колдунья что ли? – что-то в его голосе мне совсем не нравится, голос такой…Как таракан… Но я продолжаю улыбаться.
-Нет, волшебница! Мне еще папка волшебный перстень обещал с облака привезти!
-Ворожишь, значит, Лягух… Смотрите – Баба-Яга в молодости!
-А у нее трусы волшебные!
Невероятно! Я такой издевательский хохот слышу, ну просто…Диву даюсь. Они что, не понимают, что я же их всех…сейчас…в лягушек превращу, будут прыгать брюхами по асфальту…
Кажется, я это сказала вслух. И уже лечу кувырком в песочницу, и стукаюсь о ножку грибка затылком. Сразу всю дурь из головы выбило. Звездочки завитали. В эту же секунду звездочки сдуло каким то ураганом и я вижу смуглого кудрявого мальчика, который пролетел, как ветер, мимо меня и толкнул Артура в грудь.
-Она же…маленькая!
А я знаю его! Он на первом этаже живет в нашем подъезде, его Дима зовут, прапорщика Кочнева, «пьяницыиразгильдяя», сын.
Маленькая… Сам-то меня чуть-чуть повыше. И на голову ниже Артура. Сейчас и тебе попадет, донкихот…Но, странное дело… Артур вдруг отступает! Я это четко вижу, по его глазам и по веснушкам, которые просто засияли на бледном лице от страха.
-А ну-ка, шпана! – слышу я папкин голос. Все бросаются врассыпную. Отец подымает меня из песочницы, отряхивает.
- Что случилось, доча? А ты что, сдачи не даешь?
-Не успела, – хмуро говорю я, – ты пришел…
-Что натворила-то? За что они тебя?
-Я их всех попадала, волшебным заклинанием….А они не верят. И трусами обзываются…
Отец морщит лоб, вздыхает, потом пожимает руку Димке.
-Молодец, Кочнев. Мужик. Приходи к нам, мы на третьем этаже живем над вами.
Димка смущенно улыбается и как-то неуверенно кивает. Стесняется. Его папа Прапорщик, а мой – Страшный Лейтенант. Прапорщики со Страшными Лейтенантами не водятся почему-то…
Отец берет меня на руки, как маленькую и несет домой.
- Шоколаду им завтра, что ли, вынести… – говорю я тихо – Может, задобрятся….
- Вынеси… Доча, а ты зачем, когда спать ложишься, руками машешь? Мамка жалуется. Что за «кардебалеты»?
-Я твой самолет держу… – говорю я.
Отец останавливается на ступеньках.
-Что делаешь?
-Самолет держу как бы, чтоб не упал. Плохо, что засыпаю. Руки падают. Ты тогда уж получше смотри, куда летишь-то…
Отец крепко прижимает меня к себе и целует в ухо. Люблю тебя, папка, сильно, сильно! Ты как лев, а я как львенок…Сейчас домой придем, я маме такой «кардебалет» за эти трусы устрою, надолго запомнит…
А вечером они поругались. Как дети – кто кого любит, кто кого не любит… Папка ушел вниз, лег на мою скамейку, завернулся в кожанку и залег. Прямо Скамейка Отверженных, честное слово.
-Пап.. идем домой… Ну что ты тут лежишь, стыдно же…
-Не пойду. Меня твоя мама не любит.
…Топ-топ-топ, на третий этаж.
-Мам, он не идет!
-Скажи, чтобы немедленно поднимался, а то я ему устрою…кардебалет!
…Топ-топ-топ, вниз.
- Папа, идем, а то мама кардебалет тебе устроит!
-Сказал не пойду! Пусть скажет, что любит!
Три этажа вверх…
- Скажи немедленно, что любишь!
- Люблю, пусть поднимается!
Три этажа вниз.
-Она любит! Правда-правда! Идем!
-Не верю, пусть с балкона скажет!
…Вверх.
Вниз, вверх, вниз….Загоняли ребенка!
Я забираюсь в отцовские «ползунки», висящие на вешалке и замираю. Все, нету меня. Бабайка утащил, за такое ваше поведение. Вообще…Уже два дня живем, а кошки все нету! А…Забегали! «Доча, доченька!» По соседям побежали… Хи-хи… Вести себя надо хорошо! А то моют каждый день, а потом у меня шея липнет…
Я не заметила, как уснула. Потом они меня нашли, обнимали, целовали, мама плакала… И даже не попало волшебным ремнем…И даже дверь вечером не закрыли в зал и я могла смотреть телевизор в трюмо.
А потом папка пришел меня проверить.
-Пап…. А я правда у тебя страшная? Некрасивая?
-Ты самая красивая девочка на свете… Никому не верь. Мне верь. Я то разбираюсь…
Машина времени
Ну, короче… Началось все с того, что Леха заметку в АиФе прочитал. Леха вообще умный. Не, ну не то что бы мы с Серегой дебилы, просто Леха много прочитать может. Даже страницу – запросто. Вот он, короче, и прочитал, что у древних египтян машина времени была. И ихняя какая то Тутанхамонша запросто гоняла на ней. Ну вот, Леха и говорит:
- А чё, пацаны, если еще тучу лет тому назад эта машинка была, значит не гон? А не сделать ли нам такую машинку?
Серега говорит:
- Я лично не против… Нам потом два года с автоматом бегать, так хоть перед армейкой приколимся.
А нам, правда, этой весной военкомат уже выписал. И идти неохота, и отмазываться западло.
Ну, короче, – сгоняли на Шанхайку, прикупили чё там надо – доски, гвозди, краски, еще чё-то Леха там купил, притащили все это барахло в гараж. Долго возились, часа два. Но сделали. Сели, курим.
-Ну чё, пацаны… – Леха говорит. – Куда рванем? Может, в Египет и рванем?
Серега говорит:
-Ну, на… Я этих мумий конкретно опасаюсь, пацаны… – И ваще, надо чё-нибудь для человечества полезное сделать. Может, нас наградят и как героев в армейку не пошлют.
Не, мы, конечно, не заядлые гринписы, но человечество реально уважаем. Тут Серега говорит:
-Давайте Гитлера замочим…Он гонзалес и вообще чмо…
Леха говорит:
- Ну ты крендель, Серега, его разведка замочить не могла, а ты, блин, типа, нарисуешься и замочишь?
Сидим курим. Тут Леха говорит:
-Придумал, пацаны! Я по Дискавери мультик смотрел, про Библию. Так вот. Там чё было то? Когда мир сотворился, то, се, то жили по началу мужик с бабой. Нормально жили, все имели. И тут бабе, – а она еще конкретно девчонка, – змей встретился. Уболтал её какое то яблоко схавать…
-Отравленное? – говорит Серега.
-Ты, я подробностей не помню. Только то, что нельзя было это яблоко жрать. Из-за этого и начались у человечества вилки и обломы. Войны всякие. Предлагаю туда рвануть, найти змея и кильдык ему сделать. Может, тогда, пацаны, если войн не будет, то и в армейку не пойдем. Нафига тогда человечеству армия?
Не, я говорил, что Леха умный? Короче, порешили, сели в машинку, захватили ножик и веревку – змея ловить. Леха там какие то проводки подсоединил, треск, дым, вонища… Галики какие-то перед глазами. Через пару минут все стихло. Типа приехали. Выходим из ящика.
Кругом лесок такой, у меня от запаха крышу снесло. Сели, покурили, отдышались.. Ничё, красиво. Как в ГТА на третьем уровне. Пошли змея искать. Смотрим, сидит в пруду змей, голова торчит. Толстый такой, блестящий. Подкрались, – Леха, ковбой старый, петлю сделал, раскрутил над головой, и накинул ему на шею. Вытащили змея из пруда, к дереву примотали. Смотрим. А он на нас. Шары выкатил, хлопает, ничё понять не может. Потом говорит:
-Вы чё, пацаны?
Мы блин, аж сели. Прикинь, базарит! Не, – ну реально стремно, первый раз говорящую змею видим. Ну, короче, – переглянулись. Леха говорит.
- Чё, чё… Молись, типа, на ночь, счас тебе трындец придет.
Змей говорит:
-А за чё это?
Леха говорит:
-А ты чё, лось, сделал? Ты зачем девке голову заморочил, с этим яблоком?
Змей говорит:
- Чё?? Вы чё, обкурились? Какое, блин, яблоко? Ничё не знаю! Никакого яблока, никакой девки!
Мы тут малость подрастерялись, смотрим друг на друга. А Леха говорит:
- А ну да! Конечно, он не знает! Мы ж его опередили! Ты, гонза, тут ползать будешь, девчонку встретишь, и заставишь ее яблоко схавать. А это вилка. Ты чё, Дискавери не смотришь?
Змей говорит:
-Пацаны! Клянусь, я тут не причем! Я вообще собирался к маме. Она у меня вообще отсюда далеко живет!
Серега говорит:
- Чё, может не гонит? Мама у него…
- Гонит, гонит, – Леха говорит, – посмотри на его рожу, хитрая наркоманская рожа. Какая ему мама? Мы его развяжем, свалим, а он тут же пойдет и запорет.
Змей говорит:
-Не запорю, отвечаю! Ну чё вы, пацаны, сказал же!
Я тут говорю:
- Верить я ему, пацаны, не верю. Но и мочить как-то стремно. Если бы он молчал, блин, тогда ладно. А он базарит, как человек.
Леха говорит:
- А давайте его так оставим. Сам на солнце высохнет и сдохнет.
Змей тут говорит:
- Ну вы вообще…Не по-пацански! Я чё, должен отвечать за то что не сделал? Отморозки, блин!
Тут Леха так внушительно и тихо ему говорит:
- Ты на гниль не дави. Понял? Учить ты меня будешь…По-пацански, не по пацански.. Тут судьба человечества решается, так что не разводи базар и обломайся.
Короче, оставили его привязанным к дереву, сами к машинке пошли. Змей еще чё то там орал, типа караул, спасите, Леха сказал, что еще бы милицию позвал, лошпекус...
Сели в машинку, опять треск, искры, тарарам, домой приехали. Выходим из гаража, соседка чешет.
-А! – говорит, – Токсикоманы! Чё тут мне пожар устраиваете? – и давай разоряться.
Леха говорит:
-А чё, армейку отменили?
-Аха, – говорит соседка, – отменили! Вам лично Путин всем отмазки прислал!
-А чё Путин-то? Он же уже не Путин, – Леха говорит….
Ну короче. Не фига его машинка не сработала, все как было, так и осталось. А нам после этого, одну кличку на троих приклеили – Глюкозавры…
***
…. Ева бежала по нагретой земле, легко, как на крыльях. Ее босые ножки едва касались земли, – удивительное чувство собственного существования, которое потом назовут восторгом, переполняло ее. Мир, расстилавшийся под ногами изумрудными бликами, принадлежал ей…
Вдруг она остановилась. Что-то странное привлекло ее внимание. Она подошла ближе и увидела Змея, привязанного к дереву. Глаза его были закрыты. Ева легонько дотронулась до его головы, Змей вздрогнул и приоткрыл глаза.
-Кто ты? – спросила Ева.
- Добрая девочка… Добрая девочка, полей меня водичкой… – прохрипел Змей.
-Сейчас! – Ева сорвалась с места, набрала в пруду воды в большой лист и вернувшись, осторожно вылила его на голову Змея.
-Добрая девочка… Потяни вот за этот кончик…Эти люди… – простонал Змей. Ева потянула за конец веревки, путы упали и Змей рухнул на землю. Немного погодя, он медленно пополз к пруду и окунулся в воду. Вода смыла пыль с его шкуры, и она засверкала, как витрина Сваровски.
- Какой же ты красивый! – ахнула Ева.
-Эти люди! – сердито сказал Змей, и нырнул поглубже. Затем он выбрался на большой камень и растянулся на солнце. Ева села рядом, восхищенно разглядывая искры на его коже.
- Кто такие люди? – спросила она.
Змей приоткрыл один глаз. Затем, описав круг вокруг Евы, и положив ей голову на плечо, промурлыкал:
- Ты хочешь знать?
Ева кивнула головой, и непослушные пряди упали ей на лицо.
- Ты хочешь знать, дитя мое? – переспросил змей, и глаза его вспыхнули желтым огнем. – Тогда идем за мной!
Он хитро ухмыльнулся и шустро пополз в сторону дерева Добра и Зла.
- А чё, пацаны, если еще тучу лет тому назад эта машинка была, значит не гон? А не сделать ли нам такую машинку?
Серега говорит:
- Я лично не против… Нам потом два года с автоматом бегать, так хоть перед армейкой приколимся.
А нам, правда, этой весной военкомат уже выписал. И идти неохота, и отмазываться западло.
Ну, короче, – сгоняли на Шанхайку, прикупили чё там надо – доски, гвозди, краски, еще чё-то Леха там купил, притащили все это барахло в гараж. Долго возились, часа два. Но сделали. Сели, курим.
-Ну чё, пацаны… – Леха говорит. – Куда рванем? Может, в Египет и рванем?
Серега говорит:
-Ну, на… Я этих мумий конкретно опасаюсь, пацаны… – И ваще, надо чё-нибудь для человечества полезное сделать. Может, нас наградят и как героев в армейку не пошлют.
Не, мы, конечно, не заядлые гринписы, но человечество реально уважаем. Тут Серега говорит:
-Давайте Гитлера замочим…Он гонзалес и вообще чмо…
Леха говорит:
- Ну ты крендель, Серега, его разведка замочить не могла, а ты, блин, типа, нарисуешься и замочишь?
Сидим курим. Тут Леха говорит:
-Придумал, пацаны! Я по Дискавери мультик смотрел, про Библию. Так вот. Там чё было то? Когда мир сотворился, то, се, то жили по началу мужик с бабой. Нормально жили, все имели. И тут бабе, – а она еще конкретно девчонка, – змей встретился. Уболтал её какое то яблоко схавать…
-Отравленное? – говорит Серега.
-Ты, я подробностей не помню. Только то, что нельзя было это яблоко жрать. Из-за этого и начались у человечества вилки и обломы. Войны всякие. Предлагаю туда рвануть, найти змея и кильдык ему сделать. Может, тогда, пацаны, если войн не будет, то и в армейку не пойдем. Нафига тогда человечеству армия?
Не, я говорил, что Леха умный? Короче, порешили, сели в машинку, захватили ножик и веревку – змея ловить. Леха там какие то проводки подсоединил, треск, дым, вонища… Галики какие-то перед глазами. Через пару минут все стихло. Типа приехали. Выходим из ящика.
Кругом лесок такой, у меня от запаха крышу снесло. Сели, покурили, отдышались.. Ничё, красиво. Как в ГТА на третьем уровне. Пошли змея искать. Смотрим, сидит в пруду змей, голова торчит. Толстый такой, блестящий. Подкрались, – Леха, ковбой старый, петлю сделал, раскрутил над головой, и накинул ему на шею. Вытащили змея из пруда, к дереву примотали. Смотрим. А он на нас. Шары выкатил, хлопает, ничё понять не может. Потом говорит:
-Вы чё, пацаны?
Мы блин, аж сели. Прикинь, базарит! Не, – ну реально стремно, первый раз говорящую змею видим. Ну, короче, – переглянулись. Леха говорит.
- Чё, чё… Молись, типа, на ночь, счас тебе трындец придет.
Змей говорит:
-А за чё это?
Леха говорит:
-А ты чё, лось, сделал? Ты зачем девке голову заморочил, с этим яблоком?
Змей говорит:
- Чё?? Вы чё, обкурились? Какое, блин, яблоко? Ничё не знаю! Никакого яблока, никакой девки!
Мы тут малость подрастерялись, смотрим друг на друга. А Леха говорит:
- А ну да! Конечно, он не знает! Мы ж его опередили! Ты, гонза, тут ползать будешь, девчонку встретишь, и заставишь ее яблоко схавать. А это вилка. Ты чё, Дискавери не смотришь?
Змей говорит:
-Пацаны! Клянусь, я тут не причем! Я вообще собирался к маме. Она у меня вообще отсюда далеко живет!
Серега говорит:
- Чё, может не гонит? Мама у него…
- Гонит, гонит, – Леха говорит, – посмотри на его рожу, хитрая наркоманская рожа. Какая ему мама? Мы его развяжем, свалим, а он тут же пойдет и запорет.
Змей говорит:
-Не запорю, отвечаю! Ну чё вы, пацаны, сказал же!
Я тут говорю:
- Верить я ему, пацаны, не верю. Но и мочить как-то стремно. Если бы он молчал, блин, тогда ладно. А он базарит, как человек.
Леха говорит:
- А давайте его так оставим. Сам на солнце высохнет и сдохнет.
Змей тут говорит:
- Ну вы вообще…Не по-пацански! Я чё, должен отвечать за то что не сделал? Отморозки, блин!
Тут Леха так внушительно и тихо ему говорит:
- Ты на гниль не дави. Понял? Учить ты меня будешь…По-пацански, не по пацански.. Тут судьба человечества решается, так что не разводи базар и обломайся.
Короче, оставили его привязанным к дереву, сами к машинке пошли. Змей еще чё то там орал, типа караул, спасите, Леха сказал, что еще бы милицию позвал, лошпекус...
Сели в машинку, опять треск, искры, тарарам, домой приехали. Выходим из гаража, соседка чешет.
-А! – говорит, – Токсикоманы! Чё тут мне пожар устраиваете? – и давай разоряться.
Леха говорит:
-А чё, армейку отменили?
-Аха, – говорит соседка, – отменили! Вам лично Путин всем отмазки прислал!
-А чё Путин-то? Он же уже не Путин, – Леха говорит….
Ну короче. Не фига его машинка не сработала, все как было, так и осталось. А нам после этого, одну кличку на троих приклеили – Глюкозавры…
***
…. Ева бежала по нагретой земле, легко, как на крыльях. Ее босые ножки едва касались земли, – удивительное чувство собственного существования, которое потом назовут восторгом, переполняло ее. Мир, расстилавшийся под ногами изумрудными бликами, принадлежал ей…
Вдруг она остановилась. Что-то странное привлекло ее внимание. Она подошла ближе и увидела Змея, привязанного к дереву. Глаза его были закрыты. Ева легонько дотронулась до его головы, Змей вздрогнул и приоткрыл глаза.
-Кто ты? – спросила Ева.
- Добрая девочка… Добрая девочка, полей меня водичкой… – прохрипел Змей.
-Сейчас! – Ева сорвалась с места, набрала в пруду воды в большой лист и вернувшись, осторожно вылила его на голову Змея.
-Добрая девочка… Потяни вот за этот кончик…Эти люди… – простонал Змей. Ева потянула за конец веревки, путы упали и Змей рухнул на землю. Немного погодя, он медленно пополз к пруду и окунулся в воду. Вода смыла пыль с его шкуры, и она засверкала, как витрина Сваровски.
- Какой же ты красивый! – ахнула Ева.
-Эти люди! – сердито сказал Змей, и нырнул поглубже. Затем он выбрался на большой камень и растянулся на солнце. Ева села рядом, восхищенно разглядывая искры на его коже.
- Кто такие люди? – спросила она.
Змей приоткрыл один глаз. Затем, описав круг вокруг Евы, и положив ей голову на плечо, промурлыкал:
- Ты хочешь знать?
Ева кивнула головой, и непослушные пряди упали ей на лицо.
- Ты хочешь знать, дитя мое? – переспросил змей, и глаза его вспыхнули желтым огнем. – Тогда идем за мной!
Он хитро ухмыльнулся и шустро пополз в сторону дерева Добра и Зла.
Подслушанный разговор
-Я придумал новую игру, будешь? Интеллектуальную.
-Это как?
-Это думать надо. Ну, ты же умная…
-Ладно…
-Тогда я загадываю загадку, а ты отгадываешь…Только думай! Слушай.Шли две кошки – одна рыжая, а другая серая. А навстречу им собака. С недобрыми намерениями. За какой кошкой собака погонится, за серой или за рыжей?
-За серой!
-Правильно! Молодец! А почему?
-А серая кошка была слева, если со стороны собаки. Рыжая кошка отпрыгнула, а серая зашипела и тоже отпрыгнула. И на дерево! Там дерево было слева. И собака за ней побежала…
- Ну….
-Правильно?
-Ну, так-то правильно. Только собаки – дальтоники. Они цвета не различают. Им рыжая кошка тоже серой будет казаться. Так что по-любому, за серой побежит…
-Дядя Саша тоже дальтоник… Ему даже права не дают…ну ладно, давай еще!
-Шли две кошки – одна серая, а другая рыжая. А было уже темно.
-Это те же кошки шли?
-Не важно! Те же… А навстречу им мышка. Какую кошку мышка заметит первой?
-А мышка была дальтоником?
-Нет!
-Тогда никакую!
-А ты откуда знаешь?
-А она не успеет. А, вообще то она рыжую вперед заметит, потому что серая кошка была расстроенная, после собаки, а рыжая голодная. Мышка сказала: «Ой, рыжая ко…»
-Нет. Это была просто слепая мышка. Из Шрека! Ну ладно, давай ты загадывай.
-Шли две кошки. Одна серая, а другая рыжая. Твои кошки. А тут серая кошка увидела что то серое в кустах. «Ой!» – сказала серая кошка – «Это мой родственник!». Кто это был?
-Ты?
-Нет!
-Я?
-Нет!!!
-Крыса?
-Да нет же!!! Кошка крысу родственником, что ли назовет?
-Тогда лужа. Отражение.
-Вот еще…Кошки к воде не подойдут.
-А они пить хотели.
-Нет. Сдаешься?
-Ладно, говори.
-Это был серый бегемот. Он крался в кустах.
- Откуда?
-Издалека…
-А куда?
-Далеко…
- Мне надо было подумать. Я бы догадался…
Когда тебе несколько раз по восемь, время бежит очень быстро. Минуты капают, как весенний дождь – кап-кап-кап… И надо торопиться, думать о расческе и о соринках на платье.
Мужчина и женщина встали с парапета, – он отряхнул от листьев ее юбку, а она поправила ему воротничок.
-Идем… Перерыв кончился. Пора уходить…
И они вернулись обратно – во взрослую жизнь.
Вся правда о деде Морозе
Когда тебе за тридцать (или под сорок) и давно уже не о чем мечтать, ты перестаешь любить Новый год.
Два миллиона сто сорок корпоративов за новогоднюю неделю – результат твоей работы на весь город, а не на один офис. И каждый офис считает, что с другими ты из-за денег, а с ними – по любви. Новогодняя неделя бесконечна, как день Сурка – одна и та же пошлая новогодняя программа, плоские остроты, арабские танцы «арабских» танцовщиц разной степени тяжести, искусственные звезды, замученные коллеги, те, кто зарабатывает конферансом… Одна радость, уходя отрезать «Нет!» – на вопрос управляющего – «Понравилось?» Нет, не понравилось. Нет, я не требую Айвона Менчелла в сценаристы и актеров из Большого театра, но хотя бы, отфильтровать базар то можно? Ваши деды Морозы со Снегурочками, с дурацкими стишками и несмешными шутками – а вроде взрослые люди…
А потом прийти домой, смыть лак с волос, развалиться на кровати и, глядя в спину сыну, сидящему за компьютером, произнести…
- Как дома то хорошо… – сказала Соня.
- А представь, как людям праздновать то, в кризис…Половину земного шара с работы поувольняли…Пласт-массовое веселье… – ответил сын.
***
- Надо бы подъезд помыть… – сказала Соня утром. – Все-таки наша очередь. И вообще – Новый год. Идем, сын мой. Помоем подъезд что ли…. А потом пойду в магазин, а ты телефон не поднимай ни при каких обстоятельствах. Ну, только если узреешь бабулин международный номер. Провалиться мне, если я еще раз переступлю порог какого-нибудь питейного заведения раньше дветысячичетырнадцатого. И то, в честь Олимпиады.
…На самом деле подъезд мыть весело. Солнце светит в огромные окна старинного сталинского дома, теплая пена, крохотные ступеньки. Много ли насорят наши милые соседи? Так… Пыль только. Вот когда ей было тринадцать… Да, ей было тринадцать, когда от них ушел папка. И маму вдруг сократили. Двое детей, – работы в маленьком городе не так уж и много, – мама взялась мыть два подъезда и школу. Соня ей носила воду – три ведра на девять этажей. Хуже дело обстояло со школой – мама говорила, что ей там не надо помогать. Не хотела, чтобы Соньку дразнили. Миленькая мамочка, знала бы ты, какие жестокие дети тогда были. Не слова, нет, – презрительные улыбочки, пренебрежение, которое весило, как стадо слонов, – это было тяжело, но предать маму было невозможно. Сонька вскидывала свои бешеные глаза на любую попытку записать ее в люди второго сорта, и одноклассники отступали.
Тогда попасть в «высшее общество» можно было, имея сапоги на "манке"….
- На манке? Это как? – сын замер с веником в руках.
- Ну… сапоги такие были. На платформе. Модные. Раньше быть бедным было очень не модно. Это ты сейчас носишь рванье, только потому, что переодеться лень, а тогда… Тогда сапоги на манке или кроссовки с тремя полосками – это был предел мечтаний, пропуск в «крутые люди». Дядя Фара мечтал о джинсах. – Соня улыбнулась.
-Дядя Фара? Ты шутишь?
Да, дядя Фара мечтал о джинсах. Будущий владелец «заводов, фабрик и пароходов» думал, что если у него будут джинсы, а не брюки из полушерсти, то он, наконец-то сможет быть со всеми на равных.
- Мда.. Жестокие времена… Сейчас, если ты сам ничего не стоишь, то никакие шмотки тебе не помогут… – сын задумчиво трепал веник.
- Это точно…
Иногда те времена вспоминать очень больно. Маме было столько же лет, как сейчас Соне. Странно, становясь на ее место, Соня чувствовала такую огромную тоску, что она не помещалась у нее внутри. А ведь по маме не сказать было тогда…Тридцатого декабря они помыли два подъезда, и пошли собирать деньги. Половина квартир денег не дала – Новый год все-таки, каждый рубль на счету. А потом мама побежала в магазин, который и так то был пустым, а под Новый год и вовсе ничего в нем не было. Что-то купила… Что же она тогда купила? Вечером пошли в лес и срубили маленькую елочку, под которой утром четырехлетний братишка обнаружил машинку, мешочек конфет и два мандарина. А Соня – свитер. Братишка высыпал конфеты в вазочку, съел полмандаринки и притворно объявил, что наелся этих мандаринов, смотреть уже не может.
А вечером маму пригласили в ресторан. Так неожиданно! Из шифоньера были извлечены японские замшевые туфли и серое платье с люрексом, которое уже давно забыло, что такое божий свет. Соня с братом поминутно выглядывали в окно, в ожидании машины, которая должна была забрать маму в ресторан, а мама сидела возле окна, в платье и сапогах, и держала пакет с туфельками. Бог ты мой, какое чувство вины она испытывала! Она сто раз спросила Соню, как же она одна будет в Новый год. Да что там такого-то? Сонька лучше фильм посмотрит, а братишку уже в девять надо спать укладывать. «Я вам чего-нибудь вкусненького принесу….» – пообещала мама…
- Ужас! – сказал сын. – У вас, что вообще еды не было?
-Ну почему не было! – сердито отозвалась Соня. – Было… Не помню уже.
А потом, в половине первого отключили свет. На самом интересном месте! Вот же, черт… Народу то было все равно, народ веселился и при свечах, а Сонькин телевизор от свечей не работал. Сонька села на стол возле окна и заплакала.
- Ма… – сын погладил Соню по голове. – Я бы с тобой дружил, если бы тогда был. А ты тогда и поняла, что деда Мороза нет?
-Как это нет? – Соня вскинула глаза на сына. – Ты не поверишь, насколько дед Мороз реален. Гораздо реальнее, чем мы думаем. Этому эгрегору не менее двадцати пяти веков, еще шумеры справляли Новый год и у них был свой дед Мороз, если не ошибаюсь, Мардук его звали.В эту ночь раб становился господином. Это такая мощная коллективная мыслеформа, – что мы бы очень удивились, если бы осознали это сполна. Портал для исполнения желаний Я тогда… Только ты бабуле не рассказывай…Я же тогда его увидела…
В глазах сына промелькнул испуг. «Все-таки я крутой пиарщик...» – удовлетворенно подумала Соня. – «Пятнадцатилетний парень образца 2008 года сейчас запросто поверит в существование деда Мороза. Спорим?»
-Видела… – Соня отжала тряпку. – Я когда сидела возле окна и ревела, – вдруг увидела лицо. Сначала мне показалось, что показалось. Расковыряла иней на окне и…Знаешь, такого ужаса я больше никогда в жизни не испытывала. Это было настоящее живое лицо, только больше обычного в несколько раз. Ты все время спрашиваешь. почему я такая трусиха, всего боюсь…Наверное, после этого случая. Потом я, через много лет, когда увидела икону Николая Угодника, поразилась, как похож его лик на то лицо, – такое же, строгое, величественное…Неземное. Тогда я услышала слова, но они как будто во мне рождались… Знаешь, не помню этих слов, – помню, только что на предложение загадать желание, от испуга ничего в голову не пришло, как только большой кусок безе с кремом.
-Ну ты.. мам… Как лошара, извини за выражение! – глаза сына загорелись.
-Я бы на тебя посмотрела, смельчак… – усмехнулась Соня. – Короче, помню только принцип – надо обязательно загадать желание, обязательно верить в деда Мороза и что самое главное, готовить карманы или мешки под подарки. А путь самого подарка уже не принципиален. Он найдет способ, чтобы твое желание осуществилось. Он, конечно может и показаться, но ты уверен что не загремишь в психушку? Все грамотно…
-Ух ты! Я попробую! – сказал сын. – Как там? Пожелать, поверить и карманы приготовить! А твое то сбылось желание? – вдруг спохватился он.
Мама пришла в три часа ночи, растолкала Соньку, и с гордостью выложила на стол какие то сладости, колбаску и самое удивительное, два огромных пирожных – безе с кремом… Братишку тоже разбудили. Он укусил с закрытыми глазами кремовый бок и опять уснул.
***
В супермаркете было людно. Соня стояла возле стеллажа с консервированными продуктами и прикидывала в уме ингредиенты салатов.
-Соня… – вдруг кто-то ее окликнул. Она обернулась. На нее смотрел господин с бородкой, в очках, в строгом английском костюме и плаще.
-С наступающим! – Соня попыталась вспомнить кто это. Этот город, – в нем так много людей, а Соня вам не Македонский.
- Ты себе не представляешь, насколько мы иногда бываем правы, когда сочиняем и врем…Ты плохо вела себя, Соня, в этом году. – Сказал господин строго. – Очень плохо. Ты была несдержанной, грубой, вспыльчивой. Ты не прощала людям их слабости и смеялась над ними… Ты была неискренней и не заботилась о друзьях. Ты не заслужила подарка.
Сонин язык прилип к гортани. Господин снял очки и, протерев их дорогим платком, прищурившись взглянул на Соню.
-Но самое главное, ты перестала желать. Ты думаешь, что тебе ничего больше не надо. Фу, как гадко! – лицо господина смешно сморщилось. – Поэтому я дарю тебе подарок на свое усмотрение. Я дарю тебе «Желание желаний». Ты поняла?
Соня потерянно кивнула. Господин надел очки, развернулся и ушел. Через несколько секунд Соня вышла из ступора, рванула за ним и попала в объятия директора информации одной из радиостанций.
-С наступающим, Сонечка! – заорала та радостно.
- С наступающим. Васильевна! Ты видела этого мужчину? Вот.. . В костюме, в очках… Не помнишь, кто это?
-Здравствуй, Соня, новый год! Это же этот…Помощник по культуре нашего «любимого" посольства! Красота в изгнании…Уже наконьячился. Бродит тут полтора часа...
-Все. Вспомнила. – Соня перевела дух.
Ну, конечно… И амбассадора вспомнила – любителя живописи, подержанных советских машин и манкирования обязанностями представителя страны. Всегда небрежен, весь в себе, и под парами. И помощники такие же… Милашки. «Но так напугал… Надо же, как в тему…»
***
Часы давно уже пробили полночь, Соня сидела в кресле и смотрела телевизор. День Сурка, честное слово. Те же, там же, то же….Сын убежал к друзьям на улицу, палить петарды и рассказывать им всю правду о деде Морозе. И вдруг… Волна непонятных ощущений захлестнула ее – ей хотелось всего и сразу. В Париж и на Мальдивы, в Нормандию и в Мадрид, написать книгу, сделать выставку, прямо сейчас сочинить стих, съесть кусок торта и мандаринку, пойти гулять, запеть…. Голова кружилась…
-Стоп, стоп, – закричала Соня, – Все по порядку!! Хочу.. Хочу… Хочу влюбиться!
«Я верил в тебя, молодец!» – вдруг услышала она внутри себя голос.
-Ой… нет, нет, подожди…
Какое влюбиться? С ума она что ли сошла? Столько проблем!
-Подожди, я перезагадаю!
Но желание сверкнуло искристым хвостиком и исчезло за окном…
Два миллиона сто сорок корпоративов за новогоднюю неделю – результат твоей работы на весь город, а не на один офис. И каждый офис считает, что с другими ты из-за денег, а с ними – по любви. Новогодняя неделя бесконечна, как день Сурка – одна и та же пошлая новогодняя программа, плоские остроты, арабские танцы «арабских» танцовщиц разной степени тяжести, искусственные звезды, замученные коллеги, те, кто зарабатывает конферансом… Одна радость, уходя отрезать «Нет!» – на вопрос управляющего – «Понравилось?» Нет, не понравилось. Нет, я не требую Айвона Менчелла в сценаристы и актеров из Большого театра, но хотя бы, отфильтровать базар то можно? Ваши деды Морозы со Снегурочками, с дурацкими стишками и несмешными шутками – а вроде взрослые люди…
А потом прийти домой, смыть лак с волос, развалиться на кровати и, глядя в спину сыну, сидящему за компьютером, произнести…
- Как дома то хорошо… – сказала Соня.
- А представь, как людям праздновать то, в кризис…Половину земного шара с работы поувольняли…Пласт-массовое веселье… – ответил сын.
***
- Надо бы подъезд помыть… – сказала Соня утром. – Все-таки наша очередь. И вообще – Новый год. Идем, сын мой. Помоем подъезд что ли…. А потом пойду в магазин, а ты телефон не поднимай ни при каких обстоятельствах. Ну, только если узреешь бабулин международный номер. Провалиться мне, если я еще раз переступлю порог какого-нибудь питейного заведения раньше дветысячичетырнадцатого. И то, в честь Олимпиады.
…На самом деле подъезд мыть весело. Солнце светит в огромные окна старинного сталинского дома, теплая пена, крохотные ступеньки. Много ли насорят наши милые соседи? Так… Пыль только. Вот когда ей было тринадцать… Да, ей было тринадцать, когда от них ушел папка. И маму вдруг сократили. Двое детей, – работы в маленьком городе не так уж и много, – мама взялась мыть два подъезда и школу. Соня ей носила воду – три ведра на девять этажей. Хуже дело обстояло со школой – мама говорила, что ей там не надо помогать. Не хотела, чтобы Соньку дразнили. Миленькая мамочка, знала бы ты, какие жестокие дети тогда были. Не слова, нет, – презрительные улыбочки, пренебрежение, которое весило, как стадо слонов, – это было тяжело, но предать маму было невозможно. Сонька вскидывала свои бешеные глаза на любую попытку записать ее в люди второго сорта, и одноклассники отступали.
Тогда попасть в «высшее общество» можно было, имея сапоги на "манке"….
- На манке? Это как? – сын замер с веником в руках.
- Ну… сапоги такие были. На платформе. Модные. Раньше быть бедным было очень не модно. Это ты сейчас носишь рванье, только потому, что переодеться лень, а тогда… Тогда сапоги на манке или кроссовки с тремя полосками – это был предел мечтаний, пропуск в «крутые люди». Дядя Фара мечтал о джинсах. – Соня улыбнулась.
-Дядя Фара? Ты шутишь?
Да, дядя Фара мечтал о джинсах. Будущий владелец «заводов, фабрик и пароходов» думал, что если у него будут джинсы, а не брюки из полушерсти, то он, наконец-то сможет быть со всеми на равных.
- Мда.. Жестокие времена… Сейчас, если ты сам ничего не стоишь, то никакие шмотки тебе не помогут… – сын задумчиво трепал веник.
- Это точно…
Иногда те времена вспоминать очень больно. Маме было столько же лет, как сейчас Соне. Странно, становясь на ее место, Соня чувствовала такую огромную тоску, что она не помещалась у нее внутри. А ведь по маме не сказать было тогда…Тридцатого декабря они помыли два подъезда, и пошли собирать деньги. Половина квартир денег не дала – Новый год все-таки, каждый рубль на счету. А потом мама побежала в магазин, который и так то был пустым, а под Новый год и вовсе ничего в нем не было. Что-то купила… Что же она тогда купила? Вечером пошли в лес и срубили маленькую елочку, под которой утром четырехлетний братишка обнаружил машинку, мешочек конфет и два мандарина. А Соня – свитер. Братишка высыпал конфеты в вазочку, съел полмандаринки и притворно объявил, что наелся этих мандаринов, смотреть уже не может.
А вечером маму пригласили в ресторан. Так неожиданно! Из шифоньера были извлечены японские замшевые туфли и серое платье с люрексом, которое уже давно забыло, что такое божий свет. Соня с братом поминутно выглядывали в окно, в ожидании машины, которая должна была забрать маму в ресторан, а мама сидела возле окна, в платье и сапогах, и держала пакет с туфельками. Бог ты мой, какое чувство вины она испытывала! Она сто раз спросила Соню, как же она одна будет в Новый год. Да что там такого-то? Сонька лучше фильм посмотрит, а братишку уже в девять надо спать укладывать. «Я вам чего-нибудь вкусненького принесу….» – пообещала мама…
- Ужас! – сказал сын. – У вас, что вообще еды не было?
-Ну почему не было! – сердито отозвалась Соня. – Было… Не помню уже.
А потом, в половине первого отключили свет. На самом интересном месте! Вот же, черт… Народу то было все равно, народ веселился и при свечах, а Сонькин телевизор от свечей не работал. Сонька села на стол возле окна и заплакала.
- Ма… – сын погладил Соню по голове. – Я бы с тобой дружил, если бы тогда был. А ты тогда и поняла, что деда Мороза нет?
-Как это нет? – Соня вскинула глаза на сына. – Ты не поверишь, насколько дед Мороз реален. Гораздо реальнее, чем мы думаем. Этому эгрегору не менее двадцати пяти веков, еще шумеры справляли Новый год и у них был свой дед Мороз, если не ошибаюсь, Мардук его звали.В эту ночь раб становился господином. Это такая мощная коллективная мыслеформа, – что мы бы очень удивились, если бы осознали это сполна. Портал для исполнения желаний Я тогда… Только ты бабуле не рассказывай…Я же тогда его увидела…
В глазах сына промелькнул испуг. «Все-таки я крутой пиарщик...» – удовлетворенно подумала Соня. – «Пятнадцатилетний парень образца 2008 года сейчас запросто поверит в существование деда Мороза. Спорим?»
-Видела… – Соня отжала тряпку. – Я когда сидела возле окна и ревела, – вдруг увидела лицо. Сначала мне показалось, что показалось. Расковыряла иней на окне и…Знаешь, такого ужаса я больше никогда в жизни не испытывала. Это было настоящее живое лицо, только больше обычного в несколько раз. Ты все время спрашиваешь. почему я такая трусиха, всего боюсь…Наверное, после этого случая. Потом я, через много лет, когда увидела икону Николая Угодника, поразилась, как похож его лик на то лицо, – такое же, строгое, величественное…Неземное. Тогда я услышала слова, но они как будто во мне рождались… Знаешь, не помню этих слов, – помню, только что на предложение загадать желание, от испуга ничего в голову не пришло, как только большой кусок безе с кремом.
-Ну ты.. мам… Как лошара, извини за выражение! – глаза сына загорелись.
-Я бы на тебя посмотрела, смельчак… – усмехнулась Соня. – Короче, помню только принцип – надо обязательно загадать желание, обязательно верить в деда Мороза и что самое главное, готовить карманы или мешки под подарки. А путь самого подарка уже не принципиален. Он найдет способ, чтобы твое желание осуществилось. Он, конечно может и показаться, но ты уверен что не загремишь в психушку? Все грамотно…
-Ух ты! Я попробую! – сказал сын. – Как там? Пожелать, поверить и карманы приготовить! А твое то сбылось желание? – вдруг спохватился он.
Мама пришла в три часа ночи, растолкала Соньку, и с гордостью выложила на стол какие то сладости, колбаску и самое удивительное, два огромных пирожных – безе с кремом… Братишку тоже разбудили. Он укусил с закрытыми глазами кремовый бок и опять уснул.
***
В супермаркете было людно. Соня стояла возле стеллажа с консервированными продуктами и прикидывала в уме ингредиенты салатов.
-Соня… – вдруг кто-то ее окликнул. Она обернулась. На нее смотрел господин с бородкой, в очках, в строгом английском костюме и плаще.
-С наступающим! – Соня попыталась вспомнить кто это. Этот город, – в нем так много людей, а Соня вам не Македонский.
- Ты себе не представляешь, насколько мы иногда бываем правы, когда сочиняем и врем…Ты плохо вела себя, Соня, в этом году. – Сказал господин строго. – Очень плохо. Ты была несдержанной, грубой, вспыльчивой. Ты не прощала людям их слабости и смеялась над ними… Ты была неискренней и не заботилась о друзьях. Ты не заслужила подарка.
Сонин язык прилип к гортани. Господин снял очки и, протерев их дорогим платком, прищурившись взглянул на Соню.
-Но самое главное, ты перестала желать. Ты думаешь, что тебе ничего больше не надо. Фу, как гадко! – лицо господина смешно сморщилось. – Поэтому я дарю тебе подарок на свое усмотрение. Я дарю тебе «Желание желаний». Ты поняла?
Соня потерянно кивнула. Господин надел очки, развернулся и ушел. Через несколько секунд Соня вышла из ступора, рванула за ним и попала в объятия директора информации одной из радиостанций.
-С наступающим, Сонечка! – заорала та радостно.
- С наступающим. Васильевна! Ты видела этого мужчину? Вот.. . В костюме, в очках… Не помнишь, кто это?
-Здравствуй, Соня, новый год! Это же этот…Помощник по культуре нашего «любимого" посольства! Красота в изгнании…Уже наконьячился. Бродит тут полтора часа...
-Все. Вспомнила. – Соня перевела дух.
Ну, конечно… И амбассадора вспомнила – любителя живописи, подержанных советских машин и манкирования обязанностями представителя страны. Всегда небрежен, весь в себе, и под парами. И помощники такие же… Милашки. «Но так напугал… Надо же, как в тему…»
***
Часы давно уже пробили полночь, Соня сидела в кресле и смотрела телевизор. День Сурка, честное слово. Те же, там же, то же….Сын убежал к друзьям на улицу, палить петарды и рассказывать им всю правду о деде Морозе. И вдруг… Волна непонятных ощущений захлестнула ее – ей хотелось всего и сразу. В Париж и на Мальдивы, в Нормандию и в Мадрид, написать книгу, сделать выставку, прямо сейчас сочинить стих, съесть кусок торта и мандаринку, пойти гулять, запеть…. Голова кружилась…
-Стоп, стоп, – закричала Соня, – Все по порядку!! Хочу.. Хочу… Хочу влюбиться!
«Я верил в тебя, молодец!» – вдруг услышала она внутри себя голос.
-Ой… нет, нет, подожди…
Какое влюбиться? С ума она что ли сошла? Столько проблем!
-Подожди, я перезагадаю!
Но желание сверкнуло искристым хвостиком и исчезло за окном…
Подписаться на:
Сообщения (Atom)