Ему не надо было этого делать. Но он это сделал. Потому что в его маленькой плоской головке еще не зародилась хитрость и изворотливость, и он посчитал ботинки хозяина самым естественным местом для своих какашек. Видимо, думал, что хозяин пойдет из дому и заодно вынесет вон его «добро». Но он промахнулся с хозяином. Тот, приняв душ, побрившись, надушившись, надев чистую рубашку, торопился на деловую встречу. И когда сунул ногу в новом носке в начищенный ботинок…В общем, не оценил креатива. Взял котейка за хвост, и, не говоря лишних, ненужных слов, метнул в окно.
Тимке повезло, – кошачий бог не фраер – он приземлился на кучу свежескошенной травы, в трех сантиметрах от бетонного люка. Не знаю, что мелькало в его голове, когда он летел с пятого этажа. Возможно, он решил, что является новой ступенью в эволюции и умеет летать. Но, скорее всего он успел подумать всего лишь «Бздц…»
А потом я пришла в дом к хозяину, моему брату, с Тимой под мышкой, и высказалась в том духе, что мерзавцы, мечущие котов в форточки, могут не подходить ко мне три недели и не заговаривать мне зубы. И не надо эти мне демагогические выкладки, о том, что коты мне дороже, чем родные братья. Не дороже. Но брат, – умный, добрый, талантливый – дороже злобной рожи, мечущей котов в форточки.
Так Тима, кот чрезвычайно благородной породы, – британская короткошерстная, стал жить в деревне. С деревенскими братанами он разобрался сразу, наверное, пригрозив сесть кому-нибудь на голову. Внушительный объем и серьезное выражение плоского, как сковородка, лица, быстро привели местную банду в чувство. Ну его, подумали бандюганы, задавит еще, как мух…
Я не знаю почему, но мои родные его невзлюбили. Не нашенский, все-таки кот, не сибирский. Молчаливый, флегматичный, больно гордый – один раз погнали с кровати, больше не лез, даже если звали… Уходит на ночь, днем спит у печки. Об ноги не потрется, ни мяукнет, ни мурлыкнет… Буржуйский кот. Смотрит на нас своими круглыми зелеными тарелками, серьезно так… Неуютный животный.
Правда, имел одну, но пламенную страсть – соленые огурцы.
… Тихо стою и наблюдаю: восемь кругов вокруг трехлитровой банки. И лапой уже пытался банку опрокинуть, и крышку отгрызть – никак. Вот они, зеленые уроды, рядом. А не укусишь… Эх…
- Че делаешь?
Тимка вздрагивает. Глаза в сторону.
-Вот… огурца себе…это…добываю.
-Ну-ну… И как?
-Да никак! Заныкались, гады, не достанешь!
-Блин, Тима, я банку открою, так ты ее всю схрумкаешь, не угомонишься же…Может, морковки?
-Можно и морковки… – вздыхает… – И лучка… И очисток картофельных… Сожру.
-Ой, я счас заплачу!
Я всегда ему совала лакомые кусочки. Он с благодарностью принимал и моментально съедал. Потому что промедлишь, прощелкаешь таблом, – кусок любимчику уйдет, Макарке, франтоватому котенку, черненькому, с белым галстучком и лапками. Тому самому, которого бабуля, всю жизнь плевавшая на кошек с высокой колокольни, зовет каждый вечер домой. На всю деревню: «Макар! Макар!» . А тот бежит, со всех ног, спотыкается: «Тут я, бабушка, бегу!!» Тьфу… Он отбирает все, что видит, маленький засранец. И хотя Тима может его задавить когтем, – не связывается. Потому как джентльмен. Пусть подавится, пожиратель цветов и любитель мягких постелей. Тима картошки сырой с ведра похавает. Не впервой…
Привет,тебе, Тимка...
Мы с тобой умеем летать, и знаем в этом толк. Мы необыкновенные. Мы заслуживаем немножечко любви…
А еще – нам много то не надо: мне – краски, белую и терракотовую, а Тимке – два соленых огурца…
Комментариев нет:
Отправить комментарий